Незримая жизнь Адди Ларю

На подоконнике примостился старый снимок Генри и Робби. На нем они обнимаются, и Робби стоит прислонившись лбом к виску Генри. В их позах есть нечто интимное: глаза Робби полузакрыты, у него на затылке покоится рука Генри, как бы поддерживая его или стараясь прижать к себе. На губах Робби цветет безмятежная улыбка. Он счастлив. Он дома.

На прикроватной тумбочке – старомодные часы. Минутной стрелки вовсе нет, а часовая указывает на начало седьмого, хотя на настенном циферблате горит 9:32. Адди подносит часы к уху, но те молчат – наверное, батарейка сдохла.

И вдруг в ящике комода она находит носовой платок, сплошь в пятнах крови. Из платка выпадает кольцо – платиновый ободок с небольшим бриллиантом. Обручальное кольцо. Адди гадает – кому оно предназначалось, кем был Генри, пока не встретил ее, по какой причине пересеклись их пути.

– Кто ты? – шепчет она в тишине пустой комнаты.

Адди снова заворачивает кольцо в грязный платок, возвращает на место и плотно закрывает ящик.

VIII

– Беру свои слова обратно! Если бы мне пришлось всю жизнь есть что-то одно, я бы выбрала эту картошку!

Засмеявшись, Генри крадет пару ломтиков из конверта Адди, пока они стоят в очереди за гиросом[19]. Фургоны с едой яркой лентой тянутся вдоль улицы. Множество людей выстроились за роллами с лобстером и жареным сыром, банх ми[20] и кебабами. Продают даже мороженое-сэндвич, хотя мартовский вечер свеж и обещает похолодание. Адди радуется, что догадалась надеть шапку и шарф, сменила балетки на высокие ботинки. Она греется в объятиях спутника, но вот в очереди за фалафелем появляется просвет, и Генри отходит к фургончику.

Адди наблюдает, как он делает заказ в окошко. Женщина средних лет за прилавком наклоняется вперед, облокотившись на стойку, и вступает с ним в беседу. Генри серьезно кивает в ответ. Позади него вырастает хвост очереди, но продавщица, кажется, этого даже не замечает. С полными слез глазами она печально улыбается, берет Генри за руку и сжимает ее.

– Следующий!

Вздрогнув, Адди моргает, подходит к окошку и тратит последнюю ворованную наличность на гирос с бараниной и черничную газировку. Впервые за долгое время ей жаль, что у нее нет кредитки – и вообще нет чего-то большего, кроме одежды, которая на ней, и мелочи в кармане. Жаль, что вещи утекают словно песок сквозь пальцы и нельзя владеть чем-то, не украв его сначала.

– Ты смотришь на свой гирос так, будто он разбил тебе сердце.

Адди поднимает взгляд на Генри и растягивает губы в улыбке.

– Уж очень аппетитно. Я просто подумала, как будет грустно, когда он исчезнет.

Генри притворно вздыхает:

– Самое плохое в еде то, что она рано или поздно заканчивается.

Прихватив добычу, они устраиваются на поросшем травой склоне; сумерки подступают быстро. Генри добавляет к заказанному Адди гиросу фалафель, картошку фри и порцию пельмешек, и оба приступают к трапезе, обмениваясь кусочками, словно картами в покере.

– Что это было? – вдруг спрашивает Адди. – Там, у фургона с фалафелем, продавщица чуть не плакала. Вы знакомы?

Генри отрицательно качает головой.

– Она говорит, я напоминаю ей сына.

Адди молча таращится на него. Он не врет по крайней мере она так не думает, но это и не чистая правда. О чем-то Генри умалчивает, но Адди не знает, как спросить. Она берет пельмешек и кладет его в рот.

Еда – одна из лучших вещей в жизни.

Не просто еда – хорошая еда. От прокорма для поддержания сил до истинного наслаждения пищей – пропасть. Большую часть своей трехсотлетней жизни Адди ела, чтобы утолить муки голода, а последние пятьдесят она упивалась вкусом. Долгая жизнь в основном превращается в рутину, но еда похожа на музыку, на искусство, каждый раз обещает нечто новое.

Адди вытирает с пальцев жир и опускается на траву рядом с Генри. В животе – замечательное ощущение сытости. Разумеется, это ненадолго. Насыщение, как и все остальное в ее жизни, всегда слишком быстро проходит. Но здесь и сейчас все совершенно… идеально.

Адди закрывает глаза и улыбается. Кажется, она могла бы провести здесь всю ночь, несмотря на холод, смотреть, как сумерки сменяются тьмой, обниматься с Генри и мечтать о звездах.

Из кармана пальто Генри доносятся мелодичные звуки. Он берет трубку.

– Привет, Беа, – начинает Генри и резко садится. Адди не слышит его собеседницу, но догадывается о сути звонка. – Конечно, не забыл. Знаю, опоздал! Прости, уже бегу. Да, помню, помню.

Он разрывает соединение и утыкается лицом в ладони.

– Беа устраивает вечеринку. Я должен был принести десерт.

Обернувшись на фургоны с едой, словно в каком-то из них содержится ответ, Генри смотрит на потемневшее небо, зарывается пальцами в волосы и принимается негромко ругаться. Но страдать некогда, ведь он опаздывает!

Адди вскакивает и тянет его на ноги.

– Пошли! Я знаю одно место.

* * *