Эти слова хочется смаковать, как глоток хорошего вина, но привкус винограда набивает во рту оскомину. Адди не доверяет Люку.
Авто останавливается возле «Ле Куку» – прекрасного французского ресторана в нижней части Сохо. Снаружи по стенам вьется плющ. Адди уже ужинала здесь раньше, где подают два лучших блюда из всех, что она пробовала в Нью-Йорке. Интересно – знает ли Люк, как ей нравится этот ресторан, или у них просто совпал вкус?
И снова он подает ей руку.
И снова она ее не принимает.
К дверям ресторана приближается пара, выясняет, что тот закрыт, и удаляется прочь, пробормотав что-то о бронировании. Но когда руку на ручку двери кладет Люк, та легко распахивается.
Внутри с высокого потолка свисают массивные люстры, в блестящие окна заглядывает ночная тьма. Заведение выглядит огромным, в нем спокойно могла бы разместиться сотня гостей, но сегодня в зале пусто, только в открытой кухне колдуют два повара, а у стойки застыла пара официантов и метрдотель. При приближении Люка последний низко кланяется.
– Месье Дюбуа, – бормочет он полусонным голосом, – мадмуазель.
Он провожает их к столику на двоих, где перед каждым бокалом алеет роза, и отодвигает стул для Адди. Люк смиренно ждет, пока она займет свое место, и лишь потом устраивается сам. Метрдотель откупоривает бутылку мерло.
– За тебя, Аделин, – подняв свой бокал, провозглашает Люк.
Меню нет, никто не принимает заказ. Просто приносят тарелки.
Фуа-гра с вишней, террин из кролика. Палтус в соусе «бер-блан» и свежеиспеченный хлеб, а также несколько сортов сыра.
Еда, разумеется, превосходна.
Пока Адди и Люк насыщаются, возле бара ждут метрдотель и официанты с распахнутыми пустыми глазами и безжизненными лицами.
Именно эта сторона его силы и то, как небрежно он с ней обращается, всегда казалась Адди невыносимой.
Она слегка наклоняет бокал в сторону марионеток.
– Отпусти их.
Люк покоряется. Легкий жест, и слуги исчезают. Адди и Люк остаются одни в пустом ресторане.
– А со мной бы ты такое сделал? – спрашивает она.
– Я не могу, – качает головой Люк, и Адди удивляется: неужели он ее так бережет? Однако следует продолжение: – У меня нет власти над обещанными душами. Они действуют по собственной воле.
Слабое утешение, но хоть что-то.
Люк смотрит в свой бокал. Покручивает ножку в пальцах, и там, в затемненном стекле, Адди видит их отражение – они лежат на смятых шелковых простынях, ее пальцы ерошат его волосы, руки Люка выписывают узоры на ее коже.
– Скажи, Аделин, ты по мне скучала?
Конечно скучала.
Она может убеждать себя, как убеждала и его, что ей лишь хотелось, чтобы ее видели. Что ей недоставало его внимания, его пьянящих визитов – но дело не только в этом. Она тосковала по нему, как тоскуют зимой без солнца люди, которые даже не любят жару. Скучала по звуку его голоса, по умелым прикосновениям, по жарким спорам, по тому, как они подходили друг другу.
Люк – центр ее притяжения.
Триста лет ее истории.
Единственная константа в жизни Адди, тот, кто всегда, всегда будет ее помнить.
Люк – мужчина, о котором она мечтала в юности. Которого потом всей душой возненавидела, а после – полюбила. Адди скучала по нему каждую ночь, когда Люк ее покидал. Он не заслужил радости от ее страданий, потому что это была полностью его вина. Из-за него Адди не помнили, из-за него она теряла, теряла и еще раз теряла. Люка Адди не упрекала – это ничего бы не изменило, к тому же у нее еще кое-что осталось. Крошечный кусочек ее истории, который она сумела уберечь.
Генри.
Поэтому Адди делает ход.
Потянувшись через стол, она берет Люка за руку и говорит чистую правду:
– Конечно скучала.
При этих словах зеленые глаза меняют цвет. Он гладит кольцо на ее пальце, обводит узоры на дереве.
– Сколько раз ты почти надевала его? – задумчиво спрашивает Люк. – Часто ли думала обо мне?
Ей кажется, он хочет ее подловить, но Люк шепчет:
– Потому что я думал о тебе. Всегда.
В воздухе между ними проскакивают слабые разряды грома.
– Но ты не пришел.
– Ты не позвала.
Она опускает взгляд на их переплетенные руки.
– Скажи, Люк, а было ли в этом хоть что-то реальное?
– Что ты считаешь реальностью, Аделин? Ведь моя любовь для тебя ничего не значит.
– Ты неспособен любить.
Люк хмурится, и его взгляд вспыхивает изумрудными искрами.
– Потому что я не человек? Потому что не могу состариться и умереть?
– Нет, – отзывается Адди, забирая руку. – Ты неспособен любить, поскольку не знаешь, что такое заботиться о ком-то больше, чем о самом себе. Если бы ты любил меня, я бы уже была свободна.
– Что за вздор, – раздраженно щелкает пальцами Люк. – Я не отпускаю тебя как раз потому, что люблю. Любовь алчна. Любовь эгоистична.
– Ты говоришь о страсти.
Люк пожимает плечами.
– А они так отличаются? Я видел, что люди делают с любимыми вещами.
– Люди – не вещи, Люк. И ты никогда их не поймешь.
– Зато я понимаю тебя, Аделин. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо во всем мире.