Он въехал в открытые ворота и свернул на подъездную аллею. Пейроль завораживал его, и он отлично понимал, почему Паскаль так хочет здесь жить. В принципе он никогда не интересовался недвижимостью, предпочитая полеты на вертолете, но Пейроль всегда манил его особым архитектурным очарованием, удаленностью от шумного мира, меланхолической красотой своего парка.
В свете фар он заметил Паскаль, которая стояла на пороге и куталась в меховую куртку. Она спустилась по ступенькам, пока он выходил из машины, и бросилась к нему в объятья.
– Как хорошо, что ты приехал…
Он почувствовал запах ее волос и сразу вспомнил название духов – «Аддикт». Он подарил ей эти духи после их разрыва, и ему было приятно, что она продолжала пользоваться ими.
– Я не должна была мешать тебе; надеюсь, Марианна не очень рассердилась? Пойдем в тепло, я ждала тебя на террасе, потому что дома просто задыхалась, но сейчас мне холодно.
Она говорила быстро и отрывисто, в свете фонаря над входной дверью Самюэль заметил, как лихорадочно блестят ее глаза. Он прошел вслед за ней в дом, и когда она сбросила с себя куртку, залюбовался ее стройным силуэтом. На ней был ирландский пуловер крупной вязки, облегающие серые джинсы и черные сапоги.
Плотно прикрыв дверь библиотеки, Паскаль тут же произнесла:
– То, что я расскажу тебе, Самюэль, не должно выйти за пределы этой комнаты.
Возле стеллажей вишневого дерева стояли два кресла с потертой велюровой обивкой. Паскаль села в одно из них и знаком пригласила Самюэля.
– Как ты знаешь, переехав в Пейроль, – начала она, – я хотела вернуть обстановку, окружавшую меня в детстве. На моем чердаке стоит много вещей, и я с Авророй с удовольствием перерывала весь этот хлам…
Она остановилась на секунду, словно собираясь с силами. Ее большие черные глаза были полны глубокой печали. Ему хотелось встать и обнять ее, но, пересилив себя, он ожидал продолжения рассказа.
– В одном из ящиков я нашла старое семейное свидетельство. В нем говорилось, что моя мать вышла замуж за некоего Рауля Косте в апреле 1966 года.
Самюэль был изумлен. Несколько секунд он молчал, затем, пожав плечами, заметил:
– Ну что ж, у твоей матери был первый муж, о котором ты не знаешь. Что дальше?
– Я также узнала о рождении их ребенка, в августе того же года – девочки по имени Юлия Ньян.
– Юлия как?
– Ньян по-вьетнамски означает «беззаботная». Это единственное, что сохранила моя мать от своего происхождения. Саму ее звали Камилла Хуонг Лан, ее мать Ле Ань Дао, и она, видимо, захотела поддержать эту традицию, давая имя своей первой дочери.
На этот раз Самюэль ничего не ответил. Он хорошо знал Камиллу и, несмотря на то что она казалась странной, очень уважал ее. Однако ни она, ни Анри, с которым Самюэль был в прекрасных отношениях, никогда не упоминали о существовании этой Юлии.
– Я захотела узнать об этом больше, – вздохнула Паскаль. – К тому же я узнала, что Юлия до сих пор жива, и строила кучу дурацких планов… Я представляла себе, как познакомлюсь со своей сводной сестрой… найду ключ к этой странной загадке. Никто ни словом не обмолвился об этом при мне за все тридцать два года моего существования!
– А что тебе сказал отец?
– Ничего! Я с ним не говорила об этом. Но я собираюсь сделать это. Послезавтра он приедет ко мне праздновать Рождество. Однако выяснилось еще кое-что.
Паскаль достала резинку из кармана джинсов и машинально собрала волосы в узел. Самюэль всегда обожал смотреть, как она это делает.
– То, что я узнала, все изменило. Все! Понимаешь, Самюэль, я думала, что должна была существовать какая-то причина, какое-то оправдание… Мама была очень молода в то время. Ее… муж, этот Рауль Косте, мог оставить у себя ребенка, или же…
– Вероятно, так и произошло, – сказал Самюэль спокойным голосом.
По выражению лица Паскаль он видел, как ее охватывает гнев, и пытался предотвратить поток слов, готовых сорваться с ее губ.
– Дорогая, в то время ошибки молодости стоили очень дорого. Твоя мать была вынуждена…
– Она бросила ее, Самюэль! Она официально бросила своего ребенка на попечение лечебного центра для детей с синдромом Дауна, поскольку Юлия родилась больным ребенком.
Самюэль был ошеломлен и не находил слов, он видел, что Паскаль вот-вот разрыдается, хотя она, конечно, научилась сдерживаться, постоянно имея дело с разными бедами своих пациентов.
– Ты видел, насколько я была безутешной, похоронив свою мать, но теперь я задумываюсь, каким же ужасным человеком она была!
– Паскаль, послушай… Не нужно делать поспешных выводов, ты не знаешь всех обстоятельств. У твоей матери была своя сложная жизнь до твоего появления и до того, как она встретила твоего отца.
– Они обманывали меня!
– Они, без сомнения, хотели защитить тебя.
– Но не Юлию! Они бросили ее в совершенно беспомощном состоянии!
– Ты ничего не знаешь об этом.
– Я знаю, что существуют вещи, делать которые недопустимо. Именно моя мать внушала мне эти абсолютные ценности. Понимаешь? Именно она!