Незнакомка

Ника плюхнулась обратно:

– Гони, родимый! Быстрей гони!

– Сделаем барышня! Сделаем, – прохрипел кучер.

И сани понесли пуще прежнего, Максу пришлось прикрывать лицо ладонями и прищуриться, а Вероника не переставала шутить и подпихивать его локотком, обращая внимание, на тот или иной шедевр архитектуры.

Улица не заканчивалась, а только становилась шире, постепенно исчезли все дома, звёзды и месяц растаяли в плотной стене снега, поднялась сильная метель.

– Где мы?! – Стараясь перекричать вьюгу, проорал Макс.

– Не слышу!

– Я спрашиваю, где мы едем?! – Он уже кричал ей прямо в ухо.

– В степи какой-то! Нравится?!

– Не особо! Глаза сводит!

– Так закрой!

Он закрыл глаза, ветер стих, а когда снова открыл, они уже катили вдоль чудесного бульвара, в привычном окружении старой городской застройки.

Ника тормознула повозку, рассчиталась с кучером, высыпав целую горсть монет в его увесистую лапу. Кучер так раскланялся в благодарности, что едва не свалился с облучка.

Когда они отошли на уже приличное расстояние, Макс обернулся, кучер снова начал кланяться

– Ты сколько ему отвалила?

– А хрен знает, я не считала, сколько было монет, столько и сыпанула.

– Золотых?

– Наверное, вроде жёлтенькие были, – вдруг Ника остановилась, поправила ему шарф и застегнула молнию пуховика до упора, – Что-то Вы хрипите, батенька, видать, со снегом переусердствовали. Надо подлечиться, – она взяла его под руку и привела в какую-то забегаловку.

Замёрзшие гулёны спустились по крутой лестнице в полуподвальное помещение. Внутри было шумно, основательно накурено, но запаху жаренной колбасы эта вонь не помешала добраться до ноздрей Макса. Он жадно сглотнул слюну, мысленно расправляясь с колбаской, да ещё с картошечкой румяной в укропчике. Ника потянула его за рукав к свободному столику у окна. Они сняли верхнюю одежду, повесили на рогатую вешалку и приземлились на массивные табуреты.

– Макс, открой окно, дышать нечем.

Он отдёрнул грязно-жёлтую шторку и растерянно уставился на грунт.

– Ника, здесь земля.

– Открой форточку.

Макс, пожал плечами и полез на усыпанный дохлыми мухами подоконник, чтобы дотянуться до шпингалета. С трудом справившись с присохшей задвижкой, раскрасневшийся от натуги, плюхнулся обратно на табурет. Потянуло свежем воздухом.

Работники кабачка упорно игнорировали столик чудаковатых гостей. Вероника громко окликнула взъерошенного парня в затрапезном фартуке. Когда она делала заказ, взъерошенный постоянно косился на распахнутою форточку, кривя губу.

Принесли графинчик водочки и расстегаи с рыбой. Макс порывался заказать колбасы, но встретившись с осуждающем взглядом своей спутницы, резко передумал, да и румяные лодочки выглядели достаточно аппетитно. Он взял пирожок, только куснул и в этот момент истошно заголосили пьяные бабы, затянув похабную песню. Ника постучала ноготком по рюмке, Макс спохватился и с пирожком в зубах налил им ледяной водки. Она залпом выпила и снова уставилась в окно, он тоже опрокинул рюмку и сразу же закашлялся, жадно хватая воздух из форточки. Нике было не по себе, он заметил, что её плечи постоянно вздрагивают, а ресницы надолго опускаются, и не хотят подниматься. Ей явно не нравилось быть здесь, но он опасался тормошить её, докучать вопросами, помня взбалмошный норов загадочной феи. Макс перевёл блуждающий взгляд на сводчатый потолок, утонувшего глубоко в земле, на целый этаж, а может и больше приличного с виду дома. Подвал, в котором они сейчас выпивали, вряд ли таковым являлся изначально. Размеры окон, декорация перекрытий, говорили об обратном. Когда-то это был первый этаж, а может и второй, кто теперь скажет? Может там в углу играли на рояле, а у той стены стояли стеллажи, набитые умными книгами?       Или вовсе, прямо по центру, в свете хрустальной люстры кружили вальс статные кавалеры в щегольских нарядах и кисейные барышни, в накрахмаленных пышных платьях, сияющих девственной чистотой. Сегодня иначе, грустный и гнусный, циничный разворот на сто восемьдесят градусов, будто на милую картину выплеснули ведро с помоями. Едкий дым выедал глаза. Макс пару раз сильно моргнул, зрение частично вернулось. Ему порядком надоело щуриться на сизое плотное марево. От громких криков заныли уши, от воплей, звона посуды, щемило сердце. Чтобы добить его душу окончательно, разнузданную песню подхватили пьяные грубые голоса, к противному вою баб добавился чавкающий хрип мужиков. За соседнем столиком громкий разговор начал перерастать в драку. На Нику свалилась вешалка, она испуганно сжалась, как крохотный котёнок и зажмурилась. Макс вскочил, сгрёб в охапку их одежду и поволок Нику к выходу. Она на мгновение остановилась и швырнула на столик целковый, на пороге Макс обернулся, серебряная монетка продолжала весело танцевать, постукивая о графин.

– Ника, а почему ты сама не предложила уйти? – Прервал долгое молчание Макс, они уже минут двадцать шли по бульвару, рука об руку, но не разговаривали.

– Я хотела, чтобы ты решил.

– А зачем мы вообще туда зашли? Ты же наверняка знала с чем мы столкнёмся?