Кидо почувствовал, как Макото Хара, забытый и в течение какого-то времени почти прекративший свое существование, вновь появляется в тексте на экране компьютера и обретает конкретные черты. Будучи юристом, он привык описывать произошедшее и людей, с ним связанных, при помощи слов, однако в отличие от документов, которые он предоставлял в суде, сейчас от него не требовалось намеренно сокращать написанное, поэтому он вносил все, даже мельчайшие подробности. Словно бы преданный член семьи покойного, который пытается после кремации собрать как можно больше праха того, кого когда-то любил.
Когда Макото Хара физически еще существовал в этом мире, его прошлое было предано забвению. Хотя, возможно, Хара намеренно пытался стереть его. Ведь для него, живущего в настоящем, прошлое было тяжким бременем, словно кандалы сковывающим его… Однако раз его физическая оболочка исчезла из этого мира, а женщина, любившая его, была готова все понять, не стоило ли теперь восстановить все, что касалось его и его прошлого…
Кидо не был уверен, следует ли называть человека, прошлое которого он воссоздает, Макото Харой. Прежде ему не давало покоя, что вся доступная информация представляет собой лишь обрывки, а теперь он чувствовал, как в такт с рождением образа Макото Хары и он сам собирает части себя воедино, постепенно становясь целостной личностью.
Кидо с невыразимой грустью осознавал, что его «детективное расследование» должно вскоре подойти к концу. Он остро ощущал этот надвигающийся момент, однако стоило ему представить, как одиноко он будет себя после этого чувствовать, его охватывала тоска.
Одиночество. Именно так. Чувство, которое сдавливало грудь все последнее время, он, не раздумывая, выразил именно таким словом.
В молодые годы он даже представить себе не мог одиночество человека в среднем возрасте, которое пронизывало его до самой глубины. Стоило чуть ослабить хватку, как он уже не мог остановить это холодное чувство, которое сразу же пропитывало его.
В такие моменты Кидо часто представлял себе Макото Хару, который лежал на земле и рыдал в том парке в Кита-Сэндзю. Ему казалось, что эта картина не связана со временем и местом, словно бы являясь частью какого-то мифа.
Броситься на землю именно здесь и сейчас и разрыдаться — это было шагом не обычного человека. Но Кидо чувствовал, что он тоже знает эту боль, когда щеку, прижатую к земле, царапает песок, смешанный с галькой, будто это произошло с ним.
Судя по написанному в статье, Кэнкити Кобаяси родился в городе Ёккаити в 1951 году.
В детстве семья была настолько бедная, что жили они впроголодь, его часто колотил отец. В подростковом возрасте он покатился по наклонной, бросил учебу в старших классах, некоторое время бездельничал, пока, наконец, не нашел работу на местной фабрике, после чего ушел из дома и стал жить один.
В двадцать один год он женился на девушке на два года младше его, и через три года она родила ему сына, Макото, их единственного ребенка.
Кобаяси каждый день бил и жену, и ребенка, но так же, как и в его детстве, в те годы общество еще не видело в таком поведении особой проблемы. Пока Макото не исполнилось пять лет, всякому человеку со стороны они казались абсолютно обычной семьей.
Около тридцати он как-то встретился с одним из своих школьных товарищей, который и подтолкнул его к азартным играм. Долги постепенно росли, к моменту совершения убийства за ним вовсю охотились кредиторы.
Убийство произошло летом 1985 года. Кобаяси зашел домой к директору строительной конторы, с которым они познакомились через местный детский клуб, куда ходил и Макото, и попросил у него денег. После отказа он потерял контроль над собой. Он вернулся домой, а потом вновь вломился посреди ночи к этому человеку, жестоко убил его с женой и сыном-шестиклассником. Украв сто тридцать шесть тысяч иен, он поджег дом, чтобы замести следы преступления, а через неделю был задержан полицией.
В прессе писали, что преступление, совершенное в приступе гнева, было безжалостным и зверским, ведь среди жертв был ребенок. Смертный приговор убийце семьи считался справедливым наказанием, Кобаяси не пытался обжаловать ни обвинения, ни решение суда.
Кидо думал о том, что если бы в его жизни случайно появился человек вроде Кобаяси, то по такой же абсурдной причине жизни мог бы лишиться не только он, но и его жена, и сын, отчего на душе стало гадко. Орудием убийства был двадцатисантиметровый кухонный нож. Стоило ему только представить, как он пронзает нежную и гладкую кожу Соты, Кидо не мог сохранять самообладание.
Страх и ярость от абсурдности ситуации не были направлены на Кэнкити Кобаяси.
Это и понятно, ведь история произошла не с Кидо. В то же время, отчасти благодаря своему профессиональному опыту, Кидо знал, что такие трагедии происходят и столкнуться с ними может каждый, как с любым несчастным случаем или трагическим совпадением.