Незнакомец

Янагисава, который остался в кабинете вместе с Кидо, несколько секунд смотрел, как Косугэ принимает лапами удары стажера, а затем, прищурившись, сказал:

— Директор однажды прочитал нравоучение Макото.

Повернувшись к Янагисаве лицом, Кидо переспросил:

— Нравоучение?

Он сказал это таким небрежным тоном, будто бы говорил с человеком одного возраста с собой.

— У Макото был талант. Не знаю, достаточно ли этого было, чтобы стать чемпионом, но он был гораздо лучше меня. Поскольку мы выступали в разных весовых категориях, делить было нечего, поэтому мы были дружны с ним.

— Понятно.

— Профессиональную сертификацию он сдал с первого раза. Все до этого момента шло хорошо. Потом он выиграл турнир новичков Восточной Японии и внезапно оказался в центре внимания. В финальном бою он нокаутировал противника. Тогда еще не было интернета, поэтому он не был настолько известен. Но накануне боя за титул чемпиона Японии среди новичков он сказал Косугэ, что снимается с участия. Он тогда еще моего совета попросил.

— Понятно. А под каким именем он выступал?

— Кацутоси Огата. Имя Кацутоси пишется такими же иероглифами, что и слово «победа». Мы тогда закрыли глаза и наобум открыли первую попавшуюся страницу в телефонном справочнике.

— Так и определились с псевдонимом? — с улыбкой переспросил Кидо.

— Да, именно. Мы выбрали, ведь слово «победа» должно было принести ему удачу. Мы тогда еще смеялись, ведь если бы он победил, то во фразе «Победа Кацутоси» два раза пришлось писать одни и те же иероглифы. Но потом он пожалел об этом.

Кидо уже больше года занимался делом Макото Хары, но только сейчас представил себе, что тот мог смеяться до встречи с Риэ. Ему показалось, что именно в этот момент пустая оболочка из записей и домыслов о нем вдруг, наконец, наполнилась жизненной силой.

— Хара-сан часто смеялся?

— Да нет, не особо. Он не был мрачным парнем, просто был неразговорчивым. Поэтому, посмотрев на его фотографию с женой, я подумал, что он выглядит совсем другим человеком. С возрастом его лицо стало мягче. Хорошо, что у него была такая жизнь.

— Да, понимаю.

— И… о чем это я? А, точно, возвращаясь к прежнему разговору… Директор его тогда спросил, почему он отказывается от участия в бою за титул чемпиона. И он впервые рассказал о своем отце.

— Кто-то из мира бокса узнал о его прошлом?

— Нет… Думаю, его не столько беспокоило, что его узнают, сколько заслуживает ли он победы.

— Вот как…

— Жаль было его. Он начал заниматься боксом, потому что не хотел больше жить в тени, а в самый ответственный момент… Думаю, он боялся того, что его будут травить. В этом нет сомнений, но не только это. Мне кажется, он чувствовал вину перед тем соседским мальчиком, которого убили.

— Ясно.

— Знаете, бывает расстройство гендерной идентичности. Когда у человека тело и внутренний мир просто не подходят друг другу. У Макото было что-то вроде этого. Словно бы его запихнули внутрь какого-то отвратительного плюшевого костюма, и теперь ему всю жизнь из него не вылезти.

— Вы имеете в виду… что на него всю жизнь смотрели как на сына человека, приговоренного к смертной казни?

— И это тоже. Но он часто говорил о своей внешности. Что один в один похож на отца.

— А… это правда.

— Поэтому он говорил, что, стоит ему подумать, что в его жилах течет кровь отца, ему хочется разодрать тело и выбраться из него, настолько это отвратительно. Когда ты так ненавидишь собственное тело, то и сексом с понравившейся девчонкой не захочешь заниматься. Поэтому, когда он у нас тут тренировался, оставался девственником.

Не зная, что сказать, Кидо опустил голову и несколько раз кивнул. Он смотрел на свои руки и ноги, лишь они были в поле зрения. Он подумал, что это должно быть очень мучительно — испытывать такие адовы страдания, когда твое собственное тело, твое последнее пристанище, причиняет боль. И что это за жизнь, когда ты понимаешь, что не имеешь права любить и быть любимым.

— Люди ведь часто говорят, что кто-то похож на отца или на мать. А он этого делать не мог. Ведь то, что он похож на отца, значило, что он не имеет права на существование в этом мире. Его тело и внутренний мир просто не соответствовали друг другу. Он боялся, что его тело может сойти с ума и выйти из-под его контроля. Ведь именно об этом ему и говорили одноклассники, которые издевались на ним. Обычному человеку, как бы он ни рассердился, вряд ли придет в голову кого-то убить, верно? Но он боялся: а вдруг он тоже кого-нибудь убьет? Поэтому он хотел, чтобы его тело били. Если его не били, если он не преодолевал себя на тренировках, он страдал. Он говорил, что хочет с помощью бокса научиться контролировать импульсы гнева в себе.

— Это было его движущей силой?

— По его словам, да. Я пытался поддержать его, говорил, что никогда не слышал, чтобы в одной семье в двух поколениях были убийцы. Ну, надо мной в детстве тоже издевались одноклассники, как и над ним, думаю, причина в этом. Когда тебя лупят каждый день, чтобы принять эту действительность, нужно представить, что это делаешь ты сам или что происходящее неизбежно.