Незнакомец

— Ты понимаешь? Еще одна надежда была разбита, — продолжил он. — Фред всегда и везде — хоть в управлении по делам детей и подростков, хоть еще где — разыгрывал из себя превосходного отца-заменителя. Любящего, понимающего, участливого. Можно было просто сойти с ума от его спектаклей. Он был первоклассным актером в своем амплуа. Он даже мог придавать своему голосу теплоту и озабоченность. Выражать сочувствие и черт его знает что еще… Он был неповторимым воплощением доктора Джекила и мистера Хайда[7]. Человек с двумя лицами. Никогда не терявший контроля над той ролью, которую играл. Кроме того вечера. За все те годы это было впервые — во всяком случае, единственный раз, когда я это видел, но я думаю, что больше таких моментов не было, — когда он на десять или пятнадцать минут сбросил маску. Он выдал свою ненависть и презрение, и даже выдал, каким образом он со мной обращается. Для его гостей уже не должно было оставаться сомнений, что здесь творится нечто совершенно неладное! — Мариус снова лихорадочно провел руками по волосам; к тому времени они были уже настолько мокрыми, словно он принял душ. — Ты понимаешь?

Он спрашивал снова и снова: "Ты понимаешь?" Ему было так важно, чтобы Ребекка понимала, что он хотел сказать.

— В тот вечер они меня даже не видели! Они появились в семь часов. А я, двенадцатилетний мальчик, был уже сослан в свою комнату. Меня было не видно и не слышно. Разве это не странно? — спрашивал Мариус.

Он стал ждать ответа, но пленница молчала, и он закричал:

— Разве тебе не показалось бы это странным?!

Ребекка глубоко вздохнула.

— Конечно, — сказала она, — но мы не знаем, как Фред Леновски объяснил это обстоятельство. Вы ведь не всё слышали. Может быть, он сказал, что вы болеете. Что вы тяжело больны гриппом, или у вас ветрянка, или корь. Тогда никому не показалось бы странным, что вы не появляетесь и никто не рвался бы вас увидеть. Фреду нужно было только назвать что-нибудь заразное.

Такая возможность Мариусу еще не приходила в голову. Конечно, это было похоже на дьявола Леновски. Такой лживый, изобретательный мерзавец!

— О’кей, — произнес он, — о’кей, но позже… гости что-то заметили. Я ведь это слышал. Нелли и Рихард почувствовали, что что-то неладно. Их это задело. Они считали ужасным то, что он сказал. Я понял это по их комментариям. Понимаешь? Я не ошибся. Я это слышал!

Ребекка кивнула. Ее темные глаза выражали сочувствие, и Мариус надеялся, что она не притворялась.

— И это вызвало у вас надежду. Я это хорошо понимаю, — сказала женщина. — Но вы не первый, кто стал жертвой равнодушия или, лучше сказать, недостатка гражданского мужества. Люди не вмешиваются; они думают, что если вмешаются, то потом ничего, кроме неприятностей, не заработают. Люди самоустраняются, придерживаясь мнения, что жизнь других их не касается и что каждый должен сам наводить порядок за собственной дверью. Вы говорите, что не знаете, кто были эти гости в тот вечер. Может быть, они как-то пересекались с Леновски по работе, или Рихард даже мог зависеть от Фреда. Может, дело было в карьере, которой пришлось бы рисковать. Или в деньгах, которые в таком случае перестали бы поступать. Это те причины, которых, к сожалению, достаточно, чтобы отвернуться. Вы не представляете себе, как часто мне приходилось сталкиваться с этим в моей работе.

Мариус снова сел. Боже мой, как же дрожат его ноги! Волнение? Он надеялся, что виной тому были не голод и не недостаток сна, усиливавшие его физическую слабость. Ладно, с голодом он мог бы справиться. Но сон… Он не доверял этим двум женщинам. Ребекка проявляла интерес к его истории, говорила с ним, внимательно слушала, но он пока еще не мог решить, искренне ли это было, или же она просто испытывала страх и поэтому старалась удержать его в нужном настроении. А если он заснет, то она, может быть, тоже попытается освободиться от веревки и сбежать, как Инга…

Инга! Надо не забыть проверить у нее веревки.

— Я больше никогда не видел, чтобы Рихард и Нелли приходили в гости к Леновски, — сказал Мариус. — История со мной, видимо, оказалась для них чересчур неприятной. Они не хотели быть в чем-то замешанными. И они никого не оповестили о том, что узнали. Потому что никто так не появился. Никто ничего не проверял. Фред Леновски в присутствии третьих лиц мог заявить, что он презирает меня, что боится моих генов и что применяет в отношении меня жесткую руку, как он выразился. И ничего не происходит. Никого это не волнует. Никто не захотел видеть тот ад, в котором я жил.

— Это ужасно, — тихо сказала Ребекка, — действительно, Мариус, это просто ужасно — то, что с вами произошло.

Он побарабанил пальцами по комоду, стоявшему рядом с ним.

— Ты поздно это заметила. Чертовски поздно.

Женщина вздохнула.

— На мое десятилетие мне подарили собаку, — неожиданно произнес Мариус. — Это был единственный счастливый момент за все мое сраное детство. Золотистую охотничью собаку, молодую, шаловливую и, конечно же, красивую. У Леновски все имело какой-нибудь статус, и собака тоже.