— Кхм! Однако… — Куратов смущенно покосился на Петра Силыча, но тот слушал Турицына в полном умилении. Трубка его, высунувшись до половины из жилетного кармана, и приняв позу, какую принимает кобра во время охоты, тоже слушала очень внимательно.
— Отчего же вы так скоро переменили свое мнение? — спросил, обращаясь к Турицыну, Конрад Карлович. — Вероятно, что-то произошло этой ночью?
В глазах Григория Александровича отразился затаенный ужас.
— Нет. Ничего, — глухо сказал он. Право, все вздор…
— Что-то, связанное с лесом? — безжалостно допытывался Михельсон.
— Не говорил ли я вам, господа! — воскликнул Петр Силыч. — Там определенно водится нечистая сила. Напрасно вы мне не верили. О! Чудеса натуры неисчерпаемы!
— По правде говоря, не верю я в эти чудеса.. — пробормотал Куратов, пытаясь поймать порхающий графин рыболовным сачком. — А вот что по этому поводу говорит наука? — он повернулся к Михельсону.
— Я со своей стороны тоже… — начал было Конрад Карлович, но вдруг умолк. В дверях, пристально глядя на него, стояла Малаша.
— … Впрочем, бывают разные обстоятельства… — произнес он медленно. — Не далее как в пятницу, будучи еще в Хвалынске и обедая у губернатора, я имел удовольствие быть представленным одной даме, о которой говорят, что она правнучка самого доктора Фауста!
— Да что вы говорите! — удивился Савелий Лукич, живо интересовавшийся всякого рода знаменитостями, особенно из числа дам. — Правнучка Фауста — и в нашей губернии? А как ее зовут?
— Мадам Борщаговская. И должен сказать, господа, правнучка вполне достойна своего великого прадеда. Спиритические сеансы, которые дает она по временам в первых европейских столицах, снискали ей славу самой таинственной женщины и самого сильного медиума в Европе. Общение с душами умерших столь же привычно для этой дамы, как для нас разговоры с трактирной прислугою.
— И что же, она хороша собою? — жадно допытывался Куратов.
— И хороша собою, и умна, — ответил Конрад Карлович, положив себе на тарелку ломоть проплывавшей мимо семги. — Лучшие петербургские фамилии наперебой зазывали ее в гости и почитали за честь, если в их доме давала она свой сеанс. И представьте, какое совпадение: именно сегодня будет проезжать она здешним уездом, направляясь к святым местам язычников на Тибете, и даже остановится в местной гостинице.
— Помилуйте! — вскричал Куратов. — Зачем же в гостинице? У любого из нас дом всегда открыт для столь исключительной персоны! Ей-богу, будь я лично знаком, немедля поехал бы в уезд за мадам Борщаговской! Ах, надо было мне напроситься на обед к губернатору в пятницу!
— Не тревожьтесь, Савелий Лукич! — успокоил его Михельсон. — Я не только познакомился с Борщаговской, но даже получил приглашение навестить ее сегодня в Новокупавине.
Куратов порывисто схватил руку Конрада Карловича и прижал ее к сердцу.
— Я не смею просить вас о том, — сказал он с волнением, — но почту себя обязанным вам по гроб жизни, если вы привезете эту особу ко мне.
— Но почему же к вам, Савелий Лукич? — Бочаров ревниво заерзал на стуле. Ему тоже хотелось принять у себя персону, из-за которой волновался весь Петербург. — У меня и просторнее, и меблировка новая, а у вас, глядите, все стулья рассохлись…
Раздался сухой треск и звук падения, после чего уряднику пришлось отряхнуть сюртук, пересесть на другой стул и налить себе еще рюмку.
— Ах, нет! Уж вы, пожалуйста не мешайтесь в это, Петр Силыч! — поморщился Куратов. — И потом, в доме вашем нет ни одной дамы, чтобы принять гостью, как того требует приличие. А у меня все же хоть матушка…
В кухне раздалось громкое кудахтанье и хлопанье крыльев.
— Матушка яйца несет… — умильно проворковал Савелий Лукич.
Из кухни показалась Аграфена Кондратьевна с лукошком яиц.
— Вы, батюшка, будете сегодня в городе? — обратилась она к Михельсону. — Так не откажите в милости, поклонитесь от меня вот этими яичками священнику отцу Феоктисту! Его дом всякий знает…
— Непременно исполню, сударыня! — Михельсон поднялся со своего места и с поклоном принял от Аграфены Кондратьевны лукошко.
— Поезжайте же, любезный Конрад Карлович! — говорил Куратов, едва ли не силой провожая его до дверей. — И непременно привезите ее ко мне!
В передней Михельсон подозвал к себе кучера с женой.
— Что ты задумал, Христо? — тихо спросила Ольга.
— Мы устраиваем сеанс спиритизма, — ответил Гонзо. — Ты сможешь взять это на себя?
— Ну, если будет кое-какое оборудование… А зачем тебе понадобился спиритизм?
— А затем… — Христофор нежно обнял девушку за плечи и, притянув к себе, зашептал ей что-то на ухо.
— Правда! — Ольга просияла и бросилась на шею Гонзо.
— В чем дело? — сердито спросил кучер. — Чего вы взялись целоваться?
— У нас хорошие новости, — сказал Гонзо, с сожалением выпуская Ольгу из объятий. — Скорее запрягайте, мы едем в город. Да! Заодно отнесите в коляску вот это… — и он вручил графу Бруклину лукошко с яйцами.
Глава 8