Незаменимый вор

— Да садитесь, ешьте! Чего вы застеснялись? — Христофор снял салфетку с подноса и заправил ее себе за воротник. — Я специально предупредил хозяйку. что не выйду к завтраку. Садись, Оленька, нам нужно все обсудить…

Отряд охотников принялся с аппетитом закусывать.

— Итак, — сказал Гонзо, прожевав первый кусок, — логово ифрита мы все-таки нашли. Правильно я понимаю?

— Правильно, — Ольга кивнула.

— Остается только загнать его обратно в бутылку, верно?

— Кстати, а где бутылка? — Джек оторвался на миг от куриной ноги. — Мы ж ее там забыли!

— Бутылка у меня, — успокоила его Ольга, — и пробку я уже приготовила, и печать…

— За чем же остановка? — спросил Гонзо.

— За ифритом. Как заставить его выслушать заклинание?

— Я же говорю — навалиться! Что он сделает со здоровым коллективом?

— Да все, что захочет! Может нас самих загнать в бутылку.

— М-м-да-а… — протянул Гонзо. — Понимаю. Кто быстрее прочтет заклинание…

Ольга покачала головой.

— Ифриты не используют заклинаний. У них свой экспресс-метод. Только я его не знаю.

— Тогда это дело безнадежное!

— Подожди, не все так печально. Ифрит ведь не знает, что это заклинание. И, может быть, будет настроен добродушно.

— А может и не будет! Уж очень он вспыльчив, этот добряк. Расфасовал по бутылям добрый десяток человек и в ус не дует!

— Чтобы узнать как он себя поведет, надо с ним встретиться где-нибудь, в нейтральной обстановке…

— Да какая там нейтральная обстановка! Сидит у себя в берлоге и ждет, когда мимо него какая-нибудь Элли пойдет в Изумрудный город. Со Страшилой Мудрым и этим… — Христофор покосился на графа, — металлическим…

— Ты напрасно приписываешь ему столько коварства. У ифритов ведь нет разума. Они действуют инстинктивно. Я даже думаю, что ифрит не знает…

Ольга не договорила. Раздался вежливый стук в дверь.

— Быстро все вон из-за стола! — прошипел Христофор. — Лишнюю посуду убрать!… Да-да! — проговорил он громко.

Джек Милдэм отпер дверь и в смятении отступил. На пороге стоял невысокого роста пожилой человек с бульдожьим лицом и отвислыми, как собачьи уши, бакенбардами.

Христофор обернулся к вошедшему и от неожиданности уронил вилку. Он узнал человека из бутыли!

— Позвольте представиться, — сказал вошедший, — помещик здешний, Петр Силыч Бочаров, — он смело шагнул в комнату. — Я было понаведался к Савелию Лукичу, да он еще не поднялся, а матушка, Аграфена Кондратьевна, сказала, что-де приехал доктор из самого Петербурга. Вот я и решил засвидетельствовать… Простите старика, коли помешал! Мы здесь, в деревне, без чинов…

— Покорнейше прошу садиться, — совладав с первым удивлением, сказал Гонзо и, в свою очередь, представился.

— Вот славно, что заглянули к нам, любезнейший Конрад Карлович! — сказал Бочаров, усаживаясь. — И как раз в самую пору! Здесь у нас рай, и воздух очень здоров. Не то что в Петербурге, где, я чай, теперь и пыль, и духота…

Он запустил два пальца в жилетный карман и вынул оттуда курительную трубку длиною в добрый аршин. Из трубки тотчас повалил дым. Бочаров глубоко затянулся, пожевал губами и, исторгнув из ушей сизые облака, продолжал:

— Вот говорят, деревня, глушь. А не в этой ли глуши жили и прародители наши? Не с нее ли начинались все царства земные?

— Совершенно справедливо, — согласился Конрад Карлович.

— Не правда ли? А какая здесь охота! Особенно у меня… — последнее слово Бочаров произнес с особой силой, словно выписал жирным шрифтом, — *у меня, в Легостаевском лесу*. Ей-богу, иной раз выгонят такого зайца, что не знаешь, стрелять или бегом бежать от этакого зверя… Вот вы приезжайте ко мне, мы с вами на рябчиков сходим! Только один не ходите, а то там у меня чудеса завелись…

— Какого же роду чудеса? — спросил Михельсон.

— А такого роду, что никому нет проходу! — Бочаров захохотал, потом вдруг стал суров.

— Тут, в округе, есть такие, — сказал он, понизив голос, — которые хотят у меня лес оспорить. За то им и наказание: как пойдет чужой человек в лес, так его нечистая сила водит. А со мной — ничего. Чует хозяина! — он чиркнул пальцем о стену и зажег от него погасшую было трубку. — Видать, и нечистая сила знает: мой лес!

— Но может быть, о чудесах, это так только… языки чешут? — изо рта у Конрада Карловича вытянулся длинный раздвоенный язык и, не найдя, обо что почесаться, лизнул чаю из чашки.

— Нет, не говорите этого! — возразил Бочаров. — Знаете, я вас, людей науки, ставлю очень высоко… — Конрад Карлович почувствовал, что поднимается вместе с креслом под самый потолок, — … но и мы здесь, хоть и живем в деревне, а тоже, знаете, не лаптем щи хлебаем! — Бочаров с аппетитом отхлебнул щей и снова обулся.

Конрад Карлович, вытирая спиной потолок, передвинул кресло ближе к окну и велел Маланье заново накрывать стол. Кучера он послал было в кухню за чаем для Петра Силыча, но в эту минуту дверь снова открылась, и в комнату вошел всклокоченный со сна Савелий Лукич. Некоторое время он мутно смотрел на прижатого к потолку Михельсона, затем не без труда произнес:

— Что же это вы, г-господа… одни? Идемте в обеденную залу! Там уж и стол накрыт!