Незаменимый вор

Падишах смотрел на скалу, где продолжалось кошмарное пиршество птенцов.

— Хорошо, — сказал он, — пусть принесут магрибский сосуд.

Слуги бросились исполнять приказание падишаха с поспешностью, выдающей их собственную заинтересованность, но когда один из девяти магических сосудов был принесен из трюма и поставлен перед Адилханом, все в страхе расступились. Даже раненые, оставляя на палубе кровавые следы, расползлись по щелям. Никто не хотел в момент появления ифрита оказаться поблизости. Возле падишаха остался один Фаррух.

Адилхан прочитал необходимые заклинания, острым, как бритва, ножом срезал с горлышка сосуда печать Сулеймана и поспешно отступил на несколько шагов. Тотчас раздался взрыв, сосуд разлетелся вдребезги, на его месте образовалось огненное облако. Фаррух в страхе забормотал было какие-то молитвы, но падишах остановил его. Он смело шагнул навстречу огню, протянул руку и сказал:

— Слушай меня, существо из другого мира! К тебе обращается твой хозяин!

Сейчас же огненный шар вытянулся кверху и стал приобретать форму человеческого тела. Через несколько мгновений перед Адилханом стояла фигура, точно повторяющая его собственную. Она казалась тенью падишаха, но не темной, как всякая тень, а полыхающей оранжевым пламенем.

— Там, на скале, — произнес Адилхан, указывая на берег, — птица кормит своих птенцов. Ты уничтожишь птицу и ее гнездо вместе со скалой!

— Слушаю и повинуюсь! — раздалось из пламени.

Тотчас огненная фигура с шипением взвилась в воздух и полетела к скале, разбрасывая искры. Протянувшийся за ней пылающий шлейф делал ее похожей на предвестницу несчастий — комету.

— О, падишах, зачем ты велел ифриту взорвать скалу? — вскричал верный Фаррух. — Разве не мог он просто убить птиц?

— А мы бы так и остались перед неприступной стеной? — Адилхан невесело усмехнулся, — без мачты и парусов нам не найти другого места для высадки…

— Но разве нельзя было сначала спасти Саади?

Адилхан пожал плечами.

— Я не могу посылать одного ифрита с поручением два раза. Я вообще не могу вернуть ифрита, выпущенного из сосуда! Он выполнит приказ и исчезнет.

— Но ведь Саади там, на скале! — Фаррух, забыв об этикете, схватил падишаха за руку. — Его ждет неминуемая гибель!

Адилхан с досадой посмотрел на визиря и отвернулся.

— У меня много рабов… — сказал он тихо, — а ифритов осталось только восемь…

Гневный крик птицы снова разнесся над морем. Она заметила врага и взмахнула крыльями, чтобы встретить его в воздухе. Но ифрит опередил ее. Развивающийся за ним огненный шлейф расширился и превратился в такие же, как у птицы, крылья, вперед выдвинулась тяжелая голова на длинной шее, хищно раскрылся огромный клюв, и два чудовища, одно покрытое перьями, другое пламенем, сшиблись прямо над гнездом.

Раздался оглушительный взрыв. Черное облако, пронизываемое оранжевыми сполохами, закрыло берег. По палубе корабля застучали дымящиеся осколки. Набежавшая с берега волна тяжело ударила в борт.

Когда дым рассеялся, измученные страхом мореплаватели увидели, что скала исчезла. Усыпанная обломками полоса берега полого спускалась к морю, а за ней, словно в детском цветном сне, во всю ширь открывалась долина, покрытая пышной растительностью. Путь в сердце острова Судьбы был открыт…

Глава 7

На другой день Савелий Лукич Куратов снова проснулся позже обычного и некоторое время еще оставался в постели по причине болезни головы, распространенной в русских уездах по утрам. Ночевавший в его доме урядник головной боли не знал вовсе, а потому давно уже поднялся и уехал куда-то по казенным надобностям. Савелий Лукич, таким образом, не мог быть свидетелем одного незначительного эпизода, разыгравшегося с участием урядника и кучера доктора Михельсона. Впрочем, эпизод этот вряд ли мог заинтересовать Савелия Лукича, так что он не много и пропустил. А вот докторский кучер прямо-таки пылал негодованием. Поутру он принес Конраду Карловичу умыться и, убирая его постель (что проделывалось обязательно, согласно легенде, разработанной местным отделением Дороги Миров), рассказал о стычке с урядником.

— Только я на соломе прилег, — говорил кучер с обидой в голосе, — только глаза закрыл — является этот пузатый. Седлай ему коня, и все тут! Я ему, роже пьяной, объясняю, что для того есть хозяйский конюх или кто-нибудь из дворни, а мне выспаться надо, я еще не ложился… Куда там! Слушать ничего не хочет. По шее дал, скотина. Если бы не легенда, показал бы я ему! Подумаешь, какой дворянский чин — урядник! Я сам — граф.

— У него род древнее, — сказал Христофор, натягивая панталоны.

— У нас это не считается… Я, между прочим, личный адъютант герцога Нью-Йоркского, почетный водитель Его Императорского Высочества дворцового «Шаттла»…

В комнату вошла Ольга с подносом, накрытым салфеткой.

— Изволите откушать, барин! — сказала она громко, а затем плотно прикрыла за собой дверь.

— Вот спасибо, Оленька! — Христофор, потирая руки, уселся за стол.

Граф потянул носом воздух и тоже стал придвигаться к столу.

— Откровенно говоря… — он смущенно кашлянул, — я бы тоже чего-нибудь… перекусил. Или неудобно?