Незабываемые певцы

Юрий Спиридонович, казалось бы, был бесшабашным человеком, как бы жил одним днем, всегда шутил, рассказывал анекдоты. Но как он относился к каждой песне. Пел он в популярном Белградском кабаре под названием «Морфесси». Подойдя к дверям, он осторожно двумя руками отталкивал их от себя, затем чуть подождав проходил через зало на сцену. В зале все умолкали, можно было только слышать Морфесси, Морфесси. И не дай Бог, если когда он поет, кто-то нарушит тишину. Русскую песню слушать нужно, кричал он хоть на графа, хоть на генерала, если тот нарушил тишину. Исполнял он две, три песни, дальше играла музыка, шли другие номера, затем снова появлялся Морфесси, снов две, три песни публика замирала, слушая великого мастера. А как он пел! Вот поет «Катюшу». Плавно, напевно, как бы рисуя картину, легко и свободно льется его голос. Когда же подходит к словам «Пусть он землю стережет родную», он весь сразу преображается, лицо пылает, а большие черные глаза отражают какой-то необыкновенный свет. Произнося эту фразу, он поднимал правую руку, как бы давая наказ молодому бойцу зорко стоять на страже родной земли.

Идя с кабаре домой или просто гуляя по городу (продолжает Константин Тарасович), Морфесси становился грустным и всегда говорил мне. Ты, соколенок, поедешь к себе домой, на родину, а у меня нет дома, нет уже и родины. Есть только квартира в Париже. А кому мы тут нужны?

Артист, оторванный от своей родной земли, – он как без корня, ему нечем питать свое творчество, и поэтому он душевно пуст. Пока живу старым запасом, но уже чувствую, что начинаю терять аромат, прелесть русской песни, просто механически пою старое. Вед вокруг все чужое… Ничто не вдохновляет. Одна невыносимая тоска. В таких исповедях певец как бы искал облегчение своим страданиям.

Трудно было расставаться с друзьями. Как ни старался Юрий Спиридонович подольше побыть со своим соколенком (так называл он Константина Тарасовича), но в апреле 1940-ого года друзья расстались навсегда. Латвия перешла в состав Российской Федерации и уже даже переписки были опасны. На всех артистов, долгие годы выступавших за рубежом, стали смотреть как на эмигрантов.

Константин Тарасович рассказывал, как один чекист долгое время вызывал его и расспрашивал, можно сказать, о всех днях проживания за рубежом, о знакомстве с теми, кто уехал в 20-ые годы. Я говорил, а он дополнял пропущенное, словно он все годы был рядом. Каждый раз заканчивались эти встречи его просьбой, в основном, «Глаза твои зеленые».

Репертуар Константина Тарасовича был так велик и разнообразен, что туда, кажется, входило все, начиная от блатных песенок до трагических произведений. Немало песен в его репертуаре было и на стихи, на куплеты поэта Сергея Сокольского. «Хорошо и плохо», «Весело было там», «Это значит», «Маруся отравилась», «Пара штиблет» (на подражание «Пара гнедых») и другие, которые Константин Тарасович настраивал на свой лад. С этого поэта, куплетиста, Костя и взял свой псевдоним Константин Сокольский.

Баян русской песни – Юрий Спиридонович Морфесси (1882 – 1957)

Юрий, Денис и Надежда очень рано остались без отца. Но мать смогла вырастить троих детей, дав им хорошее воспитание и образование.

Юрий становится певцом с мировой славой.

Денис – композитором, руководителем хора в Одессе, преподавателем пения. Создал несколько прекрасных романсов, которые всюду звучали в исполнении брата (а романс «Я помню вальса звук прелестный», я уверен, будет звучать вечно). В одной из школ, где преподавал Денис Спиридонович, училась деревенская девушка, обладавшая прекрасным голосом. Через годы Дуняша становится его женой. Когда родился сын, назвали его Юрием – так на свет появился снова Юрий Морфесси, снова артист театра, только не Одесского оперного, а Украинского музыкально-драматического…

Сестра, Надежда, была певицей. Вышла замуж за капитана дальнего плавания, у них родилась дочь, ставшая прекрасной пианисткой.

Но вернемся к детству Юрия и Дениса – братья всегда любили музыку, из гимназии спешили петь в церковном хоре. У Юры обнаружился красивый, чистый и удивительно звонкий голос. Мальчишкой он уже знал многие оперные партии, немало часов проводя в Театральном переулке Одессы, слушая через раскрытые окна голоса артистов и советы их учителей.

Однажды на бульваре Юрий увидел множество людей. Собравшиеся с любопытством рассматривали некий ящик с трубой. Это был фонограф. За небольшую плату любой желающий мог записать и тут же прослушать свой голос. Юрий напел романс «Дремлют плакучие ивы» и когда запись была воспроизведена, к Юрию подошел стоящий рядом мужчина. Похвалив за хорошо исполненный романс, он предложил прийти на прослушивание в Одесский оперный театр – вскоре, несмотря на отсутствие музыкального образования Морфесси был принят в труппу…*