Незабываемые дни

Кто-то тяжело вздохнул. Кто-то облегчил душу заковыристой бранью. И на какое-то мгновенье все заулыбались, кое-кто засмеялся.

— Шевелитесь, шевелитесь, ребятки, время бежит!

Сквозь перестук инструмента слышно было, как настороженно и не в лад попыхивают паром два маневровых паровозика, прицепленных к десятку открытых платформ, на которые грузили все, что стоило взять из депо. Вдруг передний дал пронзительный гудок и гудел, гудел, с короткими передышками.

— Тревога… — одновременно вырвалось это слово у многих. Кто-то, запыхавшись, вбежал в депо, подал команду:

— Воздух!

— Разойдитесь, хлопцы, не собирайтесь кучками, — приказал начальник депо и вышел на пути. В ясном утреннем небе гудели самолеты. Их было примерно десятка два. Они кружились над рекой, над прибрежными лугами, все больше приближаясь к станции. Характерный гул моторов, тяжелый, прерывистый, наполнял воздух, звенели широкие стекла деповских окон, и слегка бренчало белое матовое стеклышко в фонаре над стрелкой.

Маневровые паровозики уже умолкли. Затихла стрельба на берегу. Каждый, кто стоял на путях, словно чувствовал биение сердца другого. К Заслонову подошел машинист, тихо спросил:

— Как быть, товарищ начальник?

— Оттяните платформы на выходные, подальше от депо!

— Есть, товарищ начальник.

Тихо лязгнув буферами, поезд медленно двинулся к выходным стрелкам.

— Не толпитесь, не толпитесь, хлопцы… Идите лучше в междупутье, в канавы!

И тут все заметили, как с переднего самолета отделилось несколько темных точек. Через несколько секунд эти точки превратились в белые пятна и повисли в воздухе, становясь все больше и больше, явно снижаясь. Та же картина наблюдалась и на других самолетах.

— Десант! — крикнул кто-то, хотя все уже видели, что это десант и довольно крупный.

— На поезд! Скорее, скорее! — скомандовал рабочим Заслонов. Резко зазвонил телефон в депо. Оттуда выбежал лейтенант-сапер, отвел в сторону Заслонова.

— Товарищ начальник, кончаем депо… Звонили из командного пункта, что наше прикрытие отходит, приказывают нам — и вам, и мне — немедленно оставить депо, чтобы не попасть в ловушку.

Заслонов видел, как по дороге пропылили несколько грузовиков. Это отходили последние красноармейские части из прикрытия. Уже видно было, как километрах в двух от станции бежали редкие фигуры людей в зеленых мундирах. Откуда-то с востока послышались приглушенные выстрелы. Белые дымки разрывов испугали зеленые фигурки. Они беспорядочно заметались, но упорно бежали вперед. Дымки разрывов настигали их все чаще и чаще.

Последние рабочие и саперы прибежали к поезду. Только лейтенант-сапер еще возился с шнурами, протянувшимися белыми нитками к депо, к водоразборной колонке и водокачке. Но и он вскоре догнал Заслонова, и они вдвоем, махнув рукой машинисту, вскочили на подножку задней платформы.

Лязгнув буферами, поезд тронулся с места, набирая скорость.

— Ложитесь, — скомандовал сапер, и все притаились за ящиками с инструментом, за мешками с песком, которыми были уставлены борты платформы.

Заслонов оглянулся. Какая-то тень промелькнула за водокачкой и быстро исчезла.

— Кого там чорт носит, смерти ищет!

Оглушительные взрывы один за другим потрясли воздух. Сизые клубы дыма грузно повисли над зданием депо, над путями. Медленно оседали, рассеивались черные веера пыли.

— А водокачка, водокачка? — невольно вскрикнул Заслонов.

На нее глядели все, ожидая, что вот-вот она окутается сизым дымом, покачнется, переломится пополам… Но она стояла нерушимо, становясь все меньше и меньше… Напряженно пыхтели паровозики, набирая самую большую скорость. Словно наскучило им десятки лет неторопливо сновать по запасным путям, и они выпрямили свои застуженные плечи, промазученные груди, разгоняя во всю силу скрипучие ревматические ноги, впервые вырвавшись в такую бесконечно далекую дорогу.

А по обе стороны от насыпи проселками, большаками ехали и шли многочисленные группы людей. Шли и озирались на запад, на черные дымы пожарищ, что темной нескончаемой тучей тянулись по ясному небу.

— Все на пагубу, все черному псу под хвост! — крикнул какой-то рабочий.

На него гаркнули:

— Тихо ты… зачем душу бередишь!

Заслонов думал о водокачке. О ней думал и лейтенант-сапер. Высказал свою мысль вслух:

— Чорт его знает… Все было сделано как следует. Может, шнур неисправный? Так нет… На всякий случай был и другой прилажен.

И они умолкли, прислушиваясь к дробному перестуку колес, к ровному ходу паровозов. Из прилегающих к железной дороге деревень, как всегда, выбегали к поезду стайки детей, приветствовали людей, ехавших на платформах, махали руками.

Люди сидели молчаливые, понурые.

Неотвязная мысль о водокачке не давала Заслонову покоя.

11