Незабываемые дни

— Какие дела могут быть нынче на белом свете? Чтобы не убили — одна только и забота. Живу вот да о сыне думаю, он где-то в армии. А тут и про мужика думай. Его же силой на завод потащили… — Старуха умолкла, недоверчиво взглянула на незнакомого. — Свой, Максимовна, свой человек, можете обо всем говорить!

— Да о чем говорить? Погнали танки ремонтировать и разные другие машины. И старых, и молодых погнали, и Игната твоего.

— Какого Игната? — Надя даже привскочила, пораженная последними словами.

— Какого такого? Того самого, к которому ты когда-то заходила.

— Так он здесь?

— А где же ему быть? Работает вместе с моим на заводе.

— Да он со мной домой шел!

— Шел, да не дошел!

— Конечно, не дошел, немцы его тогда схватили.

— Ну, от них он в ту пору вырвался. Вместе с моим из лагеря выпустили, когда всех минчан выпускали. Теперь и работает на заводе.

Немного спустя пришел Игнат. Вместе с ним явился какой-то парень, но, заметив чужих, тут же ретировался:

— Зайду уж к тебе в другой раз!

Игнат очень обрадовался приходу Нади.

— Ну, хорошо, что ты зашла.

Рассказал ей о всех своих приключениях у немцев после того, как они забрали его на переправе, о работе в лагере, в котором он находился.

— С этой работы они не нажились, однако.

Спохватился, начал расспрашивать о Ксане, о Васильке, о родителях.

И когда узнал о смерти матери и сестры, сразу притих, умолк. Как сидел за столом, так и застыл в этой позе. Окаменевшее лицо почернело. Безграничное горе светилось в глазах, на виске билась быстро-быстро еле заметная жилка и нервно вздрагивали уголки губ.

Старая Маслодудиха беззвучно плакала, уткнувшись лицом в подушку кушетки. Украдкой вытирала слезы Надя.

Чувствуя, как он вдруг ослабел, как дрожали руки и ноги, Игнат все же нашел в себе силы спросить Надю:

— Как там Василька?

— Василька молодец. Он с нашим Пилипчиком сдружился.

— Где он теперь? У кого?

— Он теперь у тетки Аксиньи живет.

— У Заслоновой?

— Да.

— А он?

— Кто он?

— Ну, Заслонов, Костя?..

Надя немного смутилась:

— Он? Что о нем говорить… живет… где-то работает, по специальности.

— Эвакуировался?

— Да… Нет… На старом месте… В депо своем…

— У немцев, выходит?

— Выходит, у немцев. Да бросим говорить о нем. Разве нет других людей, о которых можно поговорить?

Игнат хотел еще что-то спросить о Заслонове, — он и представить себе не мог, что этот человек оказался предателем, — но видел, что разговор об инженере неприятен Наде. Игнат только спросил:

— Что-то ты про сестру забыла, не вспоминаешь о ней.

— А разве Галя тут? В городе?

— Куда ж она денется? Тут. Работает. В столовой.

— В прежней своей столовке?

— Какое там в прежней! Работала раньше в солдатской столовой, теперь вот уже месяца полтора в офицерском клубе.

— Ты видел ее?

— Ну-у… видел…

— Говорил?

— Ну, пусть говорил…

— Что-то ты не договариваешь.

— А что тут особенного скажешь? После расскажу, пейте чай…

Старая Маслодудиха вертелась вокруг стола. Расставляла стаканы, бегала в сенцы проверить, шумит ли самовар. И все упрашивала:

— Вы уж извините нас. Закуска — нельзя сказать, чтобы богатая. Для хорошего человека и стакана чаю, как у людей, не найдешь, давно перешли на сахарин…

— А вы, Максимовна, не беспокойтесь. Мы из деревни. Для немца не очень разбрасываемся нашим добром, у нас еще можно дышать. Вот и вас угостим.

— Да что вы, что вы?

Даже сам хозяин, вошедший в это время, начал упираться:

— Не будь я Иван Маслодуда, если позволю дорожного человека обирать.

— Да бросьте вы, наконец, разве мы не свои люди, чтобы куском хлеба считаться, да еще в такое время.

— Ох, Надя, и не говори! Лютое время настало, лютое. Нет людям покоя, не стало житья…

— Ну, брось, старуха. А ты, Надя, хоть познакомила бы нас с гостем.

— А я и забыла. Это же Александр Демьянович. Свояк отца. Он гостил у нас и прихворнул немного. Отец наказал мне, чтобы я помогла Александру Демьяновичу добраться домой… Он учителем работал на Любанщине.

— На Любанщине, говоришь? — лукаво спросил Игнат. — У нас, брат, тоже много людей из города пробирается на… Любанщину…

Иван Маслодуда сердито набросился на Игната:

— А тебе нечего подъезжать. Твои шутки не всегда уместны.

— Да разве я шучу? — загадочно улыбнулся Игнат, лукаво глядя Наде в глаза.

Александр Демьянович откликнулся, задорно блеснув глазами:

— Надя правду говорит. Я и в самом деле буду там работать.

Надя попросила Игната проводить ее к сестре, рассказала ему, что она сама пыталась утром разыскать сестру на старом месте, но увидела там только пепелище.

— А она там рядом и живет. Ты только очень у нее не задерживайся, после семи у нас запрещено ходить по улицам. А если засидишься, то уж лучше переночуй там.

— А ты разве не пойдешь со мной?

— Нет…

— К Гале не зайдешь?

— Хотя бы и к Гале, твоей любимой сестре.

— Что-то ты мне не договорил, когда рассказывал о Гале.

— А что тут договаривать? Не люблю я твою Галю, не нравится мне ее поведение.

— Может, она ведет себя непристойно?