Невыносимая любовь

– В сущности, – продолжал он, – для аллергии должны быть причины, и исследования доказывают, что в семидесяти процентах случаев корни заболевания уходят в разочарования из самого, в сущности, раннего детства.

Эта идея была мне знакома – проценты, высосанные из пальца, исследование, лишенное доказательств, измерение неизмеримого. Типичный детский сад.

– Я из оставшихся тридцати процентов, – сказал я.

Дейзи в эту минуту стояла, добавляя на тарелки кашу. У нее был тихий голос человека, знающего истину, которого, впрочем, никто не вынудит за нее сражаться:

– Существует доминирующий планетарный аспект, который имеет особые связи с земными знаками и десятым домом.

На этой фразе Джонни вскинул голову. Он был сильно напряжен с тех пор, как мы снова сели за стол, возможно опасаясь, что я снова что-нибудь выкину.

– Во всем виновата промышленная революция. До девятнадцатого столетия никто не страдал от аллергии, а о сенной лихорадке еще слыхом не слыхивали. А потом мы начали загрязнять воздух разной химической дрянью, которая попадала в воду и продукты, после этого у людей начала отказывать иммунная система. Наш организм не предназначен для переработки всякой гадости.

Джонни порядком разошелся, когда его прервал Стив:

– Прости меня, Джонни, но все это пирожки из дерьма. Индустриальная революция привела нас в такое состояние духа, отсюда все наши болезни. – Внезапно он повернулся ко мне. – А ты что думаешь?

Я думал, что пора бы уже кому-нибудь принести пистолет. Я сказал:

– Мой случай полностью зависит от душевного состояния. Когда у меня все в порядке, хлорка вообще на меня не действует.

– Ты несчастлив, – заявила Дейзи, поджав губы с печально опущенными уголками. – В твоей ауре я вижу скопления грязно-желтого цвета.

Если бы стол был уже, она могла бы дотянуться до моей руки.

– Верно, – согласился я и ухватился за удобный случай, – именно поэтому я здесь.

Я взглянул на Стива, но он отвел глаза. Я ждал, молчание становилось все напряженнее. Джонни беспомощно оглядывался по сторонам, и я засомневался, не ошибся ли он.

Пауза тянулась из-за того, что никто не хотел заговаривать первым. Наконец не выдержал Зан:

– Мы, в сущности, не те люди, у которых может оказаться пистолет.

Он в замешательстве умолк, его выручила Дейзи:

– Мы храним его уже двенадцать лет, но из него ни разу не стреляли.

Стив тут же встрял, сообщая ей то, что она и без него прекрасно знала:

– Хотя все это время его исправно чистили и смазывали.

А она ответила ему, к моей радости:

– Да, но не потому, что мы собирались стрелять.

Наступила неловкая тишина. Разговор зашел в тупик. Зан начал его заново:

– Дело в том, что он нам не нравится.

– Как и любой другой пистолет, – добавила Дейзи.

Стив пояснил:

– Это «штоллер» тридцать второго калибра, выпущен еще до того, как норвежцы продали завод обратно датчанам и немцам, которые и разработали этот тип оружия. У него двойной спуск, который...

– Стив, – мягко вмешался Зан. – В сущности, эта вещь попала к нам в руки совсем в другое время, безумное и трудное, и никто не знал, когда он может нам понадобиться.

– Для самозащиты, – откликнулся Стив.

– Мы много говорили на эту тему до вашего приезда, – сказал Дейзи. – Нам не очень нравится идея отдать его в чужие руки, ну и...

Она не смогла закончить, поэтому я спросил:

– Так вы продаете или нет?

Зан скрестил на груди мясистые руки:

– Вопрос не в этом. И не в деньгах.

– Э, погоди, – сказал Стив, – так тоже нельзя.

– О боже! – Зан начал злиться. Он не мог подобрать слов к своим мыслям, это и так непросто, а тут еще все время перебивают. Его позиция читалась в его оскале. – Видите ли, – начал он, – были времена, когда все упиралось в деньги. И только в деньги. Скажете, все понятно. Я не считаю, что это было плохо, но вот что из этого вышло. Все получилось не так, как хотели люди. Но нельзя рассматривать эту проблему саму по себе. Ни одну проблему нельзя рассматривать саму по себе. Все взаимосвязано, теперь мы об этом знаем, убедились наглядно, таково общество. В сущности, вопрос глобальный.

Стив нагнулся к Дейзи и театрально спросил, прикрываясь ладонью:

– О чем это он?

Дейзи заговорила со мной. Возможно, она еще размышляла о причинах моего несчастья.

– Все просто. Мы готовы продать, но нам хотелось бы знать, что ты собираешься с ним делать.

Я ответил:

– Вы получаете деньги, я – пистолет…

Джонни снова дернулся. Сделка, которую он организовал, грозила развалиться.

– Поймите, у Джо есть причины, чтобы не распространяться. Для нашего же и его блага.

Мне не понравилось упоминание моего имени. Теперь на несколько недель оно зависнет в воздухе этой кухни, вместе с другими.

– Слушай, – Джонни тронул меня за руку, – что-то ты, наверное, мог бы сказать, чтобы люди не нервничали.

Все посмотрели на меня. Сквозь распахнутые двери до нас доносились тщетно сдерживаемые, глухие завывания дворняги. Больше всего мне хотелось уйти – с пистолетом или без. Я демонстративно взглянул на часы и произнес:

– Скажу вам пять слов, и ни словом больше. Один человек собирается меня убить.