Невыдуманные рассказы

Ранняя весна. Конец марта. Теплеет. Лёд треснул, раскололся и поплыл вниз по реке, постепенно исчезая, поплыл к Неману и дальше в Балтику. Понтоны уже выстроились и перегородили реку поперёк, подобно длинной членистой гусенице.

Вечером во дворце спорта был концерт. Филумов уже не помнил, кто выступал: тогда гастролировало множество певцов и рок-групп из республик Союза и ближнего зарубежья. Концерт закончился около десяти вечера. Народ стал расходиться по домам. Филумов тоже был на этом концерте со своей подругой Натэллой.

На улице в конце марта ещё холодно. Женщины разодеты, многие в длинных вечерних платьях, в пальто. Из центрального входа выходят пары, семьи, дружеские компании. Темно. Вдоль набережной, отражаясь яркими дрожащими полосами в свинцово-чёрной реке, редкие фонари. Разъехались немногие владельцы автомобилей, остальные пошли пешком. Повезло тем, кому не надо переходить на другую сторону реки, и очень повезло тем, кто слинял с концерта чуть раньше и успел пройти по мосту в центр города к кафедральной площади.

К счастью, Филумов с Натэллой жили на правой стороне реки. Они повернули направо и пошли прочь от моста.

Позже строители объясняли, что монтаж и закрепление понтонов к тому времени закончить не успели, и проход по мосту был запрещён, о чём предупреждали заграждения с надписями. Мы никогда не узнаем, было это злым умыслом негодяя или преступным легкомыслием кого-то из прохожих, но кто-то взял и откинул в сторону табличку, предупреждающую об опасности.

Те, кто шли первыми, успели благополучно перейти мост. Беспечная толпа, полная концертных впечатлений, гулко пошла по понтонам на другой берег, и, когда люди почти уже достигли противоположного берега, плохо закреплённый конец не выдержал нагрузки и оборвался. Быстрое течение реки понесло несчастные понтоны. Они наткнулись на отмель, перевернулись и сбросили народ в холодную ночную воду…

Теперь, через много лет, Филумов стоял на мосту и представлял, как барахтались и кричали люди в ледяной гиблой воде, пытались плыть к берегу, как женщины в длинных вечерних платьях и в пальто хватались за тех, кто оказался рядом, и вместе с ними уходили на дно реки.

Ангелы-хранители в ту ночь отдыхали, или у них была пересменка, а может быть, ежегодный слёт.

Потом, ещё почти месяц, водолазы – здесь и ниже по течению – искали, находили и поднимали на поверхность тела утопленников.

О трагедии сообщили на следующий день. Натэлла была испугана, а Филумов представлял, что бы он делал, окажись они в воде. «Не бойся, – говорил он подруге, – тебя бы я непременно спас. Право, не знаю, стал бы я вытаскивать других или нет? Вряд ли, вода слишком холодная». За это Натэлла обозвала его трусом и эгоистом. Филумов возразил, что никакой трусости в своих предположениях он не видит, а есть в них только трезвый расчёт и чувство самосохранения. «Ты хотела бы, чтобы я утоп, доставая этих субчиков?! Благодарю покорно! Я не Господь Бог и не Христос, дабы «по водам аки по суху»! Тебе надобно, чтобы я непременно героически погиб, а ты – вдова, тьфу, невеста героя, в блеске и величии его, то есть моей, немеркнущей славы, в чёрной траурной вуали (красиво, не спорю!) отдавалась бы какому-нибудь прохвосту на нашем кресле-диване?! Вот уж нет». – «Не юродствуй! Это пошло». – «А погибнуть восемнадцати лет от роду, неизвестно, за какие коврижки, из-за чьего-то разгильдяйства – это, по-твоему, не пошло?!» Он задумался. Всё же её слова задевали, и он потом долго размышлял над вопросом: трус ли он? Трусом он себя не чувствовал, но решил, что невозможно знать заранее, как ты будешь действовать в той или иной ситуации, пока она не случится.

Теперь, через много лет, он стоял на мосту, смотрел на бегущую октябрьскую воду, проникал в глубину – или это она пропускала его сквозь себя, – не чувствуя своего тела, которое стало прозрачным, будто стеклянным; он забыл о себе, о том, где он, – растворился в городском волглом небе, в реке, в зданиях, стоящих по берегам, и только удар колокола, слегка качнув воздух, вернул его в привычное состояние. Всё так же мерно двигалось плотное тело воды, и ничто не напоминало о случившейся здесь трагедии.

***