Невозвратимое

Подложил еще бумаги, подождал, когда пламя разгорится, и добавил последние листы. Стоял и смотрел, как они сгорают, превращаясь в темную бесформенную массу. Он совсем замерз, но не хотел уходить, пока документы не прогорят полностью. И когда в цветочнице остались лишь комки грязно-серого пепла, опрокинул ее на землю. Втоптал пепел в тающий снег и, не оглядываясь, пошел к дому. Часы показывали почти пять утра. До исчезновения аномалий оставался всего один час. Вяземский потратил его на бессмысленное хождение по зданию Центра и размышления о том, что за последние три года он ни одной ночи нормально не спал. Сначала жертвовал сном из интереса и стремления узнать побольше об аномалиях. Потом из страха, что не успеет предотвратить их распространение. И он отчетливо сознавал, что причин спокойно спать нет у него и теперь. Он боялся дурных снов и душных кошмаров, что придут на постель, едва наступит ночь. Чьи лица посмотрят на него из темноты? И хоть он и спрашивал Бельского, существует ли разница между ним, Бельским и Книжником, – ответ был ему хорошо известен. Бельский и Книжник, убивая, ощущали себя правыми, даже если в убийстве не было необходимости. Он же верил в необходимость своих жертв. Но всегда знал, что не прав.

Он поднялся на третий этаж, открыл дверь в квартиру Уварова и вошел в коридор. Это было единственное место во всем Центре, которое сохранило первозданный вид. Обычная старая квартира. Пыльные обои, пятна на стенах. В углу до сих пор лежал забытый носок. Вяземский остановился перед дверью в комнату и достал из кармана зажигалку. Повертел в руках, не решаясь войти. Аномалии больше не было, но комната пугала профессора. Будто за дверью все еще могло таиться что-то страшное. Вяземский собрался с духом и нажал на дверную ручку. Переступил порог и прислушался. Ему показалось, что в глубине комнаты кто-то шевелится. Он нащупал на стене выключатель, зажег свет и закричал от ужаса. Сидящий у окна человек ладонью заслонил глаза и начал подниматься. Выпрямившись во весь рост, опустил руку и посмотрел на Вяземского. Профессор выронил зажигалку и, сжавшись под тяжелым немигающим взглядом, медленно попятился. От невозможного, немыслимого, невероятного и абсолютно непереносимого виде́ния стоящего перед ним человека. От Книжника.

Глава 13

3 февраля 2016 года

Москва. Центр исследования аномалий. 07:00

Он вернулся, – сбивчиво зашептал Вяземский, едва генерал снял трубку. – Книжник вернулся.

Профессор не мог справиться с ознобом и чувствовал, как мелко подрагивает в его руке телефон. Перед глазами то и дело возникал образ Книжника – мутный пустой взгляд, сгорбленная фигура. Воплощение безумного жуткого сюрреализма.

– Петр, что ты несешь? – голос Бельского звучал приглушенно, словно тот находился за сотни километров. – Что значит вернулся?! Ты же отправил его в комнату Уварова!

– Не спрашивай меня, как это возможно. Я видел его собственными глазами. Он прошел аномалию до конца и выжил. – Вяземский шумно втянул воздух. Перевел дыхание и продолжил: – Вчера ночью аномалии начали затягиваться. К утру они полностью исчезли, и я поднялся в комнату Уварова. Я хотел поджечь оставшееся там оборудование, чтобы с помощью пожара объяснить, куда делся Долохов. Он частенько проводил в Центре по несколько дней, но все же… Рано или поздно его начали бы искать. Там я увидел Книжника. Он смотрел на меня и…

– Почему он не убил тебя, Вяземский? – ледяным тоном перебил его генерал.

Профессор молчал, и Бельский заговорил снова:

– Я достаточно хорошо изучил этого ублюдка. Слушал каждого, кто мог рассказать о нем хоть что-то. Книжник не прощает лжи. А ты обманул его. Более того, ты пытался его убить. Но ты до сих пор жив, Петр. И я спрашиваю себя: почему? Может, ты чего-то не рассказал мне в прошлый раз? Может, у всего этого есть причина? – генерал говорил очень медленно, вдумчиво. Тоном, не сулившим Вяземскому ничего хорошего.

Но в чем Бельский его подозревает? В сговоре с Книжником?

– Володя, ты дурак? – профессор не выдержал. – Что я могу предложить Книжнику? И зачем ему договариваться со мной? Он смял бы меня, как танк консервную банку, если бы захотел.

Сравнение было как нельзя более точным, и Бельский заметно расслабился.

– Но ты два раза сталкивался с ним и остался жив. Такое мало кому удавалось. Ты счастливчик, Вяземский, – насмешливо проговорил генерал. – И все-таки я хотел бы понять: как?

– Он хотел выжить. Как и все мы. Поэтому поверил мне. Я не представлял для него опасности. Усталый толстяк с безумными идеями, который просит его войти в комнату. Вероятно, я выглядел глупо, и возможно, именно это и убедило его. А утром… Мне показалось, что Книжник немного не в себе.

– В каком смысле – не в себе? – снова напрягся Бельский.

– Он выглядит не совсем так, как раньше. Подавленным. Растерянным. Он изменился. Особенно глаза. В них совсем не осталось ничего человеческого.