Вернувшись на стоянку, рилиндар сразу же полез в свой бездонный мешок, чтобы достать маленький горшочек с аккуратно притертой крышечкой.
– Давай ногу, красота моя. Буду лечить по-змеиному. Ты ведь уже меня не боишься?
– Еще чего! – фыркнула Грэйн и без сопротивления вверила поврежденную конечность заботам Джэйффа.
Джона расчесывала влажные волосы, пытаясь хоть как-то добиться, чтобы они не стояли дыбом. Чем дольше живут шуриа, тем гуще и шелковистее становятся их вороные гривы, но леди Янамари была еще слишком молода – ее волос на ощупь более всего напоминал конский.
Мазь рилиндара одуряюще пахла, и казалось, что они все втроем плывут по морю трав. Грэйн полулежала на тюфячке, опершись на локоть, и смотрела на все лечебные манипуляции Джэйффа снизу вверх, сквозь полуприкрытые отяжелевшие веки.
«И ведь сама не сознает, какая она вся «зовущая», – думала Джона. – Грэйн делает это совершенно неосознанно, без всякой задней мысли маня к себе мужчину».
Другой бы уже не устоял пред таким отчетливым «зовом», но в последнем воине легендарной «Рилинды» леди Янамари была уверена. Он не даст себя обмануть видимости, он, скорее всего, уже догадался кое о чем.
«Если ты не сгинул в морской пучине, Нимрэйд, то тебе очень не повезло, так и знай! Потому что, когда Джэйфф Элир узнает, кто так искалечил эрну Кэдвен… А он узнает! Так что лучше бы тебя уже начали жрать рыбы и крабы!»
– А в каком ты чине, хёлаэнайя? – серьезно так спросил вдруг рилиндар.
«Ты – лучший из мужчин, Джэйфф Элир! Ты уже понял, в чем на самом деле нуждается наша Грэйн».
От гордости за сородича на глазах выступили слезы, и Джона отвернулась. Вроде бы соринку задуло. Соринку и более ничего.
– Прапорщик 12-го полка вспомогательных войск Его Священной Особы Вилдайра Эмриса эрн-Кэдвен Грэйн, – по всей форме чеканно представилась Грэйн и добавила не без явной гордости: – С недавних пор – владетельница Кэдвен. Если вернусь, конечно.
Здесь, в темной пещере посреди негостеприимного шурианского острова, так странно звучало это – Кэдвен! Словно набатный зов, словно удар мечом о щит – Кэдвен! Кэдвен – пик сражения, Кэдвен трех старых яблонь и серых камней, Кэдвен вереска и болотной ряски, далекий, такой бесконечно далекий… Боевой клич предков – Кэдвен! И если выкрикнуть сейчас это ролфийское имя, чем ответит эхо скал Шанты? Промолчит – или отзовется грохотом далекого обвала, словно отголоском давних залпов корабельных орудий?
– Мой отец, – вспомнила Грэйн, все еще вслушиваясь в это неслучившееся эхо. – Ты что-то говорил о нем там, на тропе. Надеюсь… когти Локки, между вами же нет какой-нибудь кровной мести? Или есть?
Конечно, если что-то такое действительно было, они бы сейчас так не разговаривали, и уж тем более бывший рилиндар не стал бы тратить время, силы и загадочное снадобье на ролфийскую ногу… но кто его знает? Может, у них принято так – сперва вылечить, а потом уж убивать. Впрочем, Грэйн не привыкать отвечать за имя отца и его деяния. И чтоб шуриа не подумал вдруг, будто она боится, эрна Кэдвен пояснила:
– На тот случай, если есть, – я старшая дочь и наследница, и я принимаю его долги. Владетельная эрна равна мужчинам и в Круге Чести тоже, так что отомстить можешь мне. По законам Ролэнси это допустимо и достойно, и бесчестия в том не будет.
Но шуриа отрицательно помотал головой:
– Нет, хёлаэнайя. Твой отец был хорошим воином, хоть он и ролфи. Среди вас такие тоже встречаются.
Он даже отвлекся на миг и задумчиво посмотрел вверх, и змеиный взгляд подернулся дымкой воспоминаний. Рук рилиндар, впрочем, с ее лодыжки не убрал, но Грэйн сейчас было не до того.
– Хорошшший у него был корабль. Если бы у меня был такой, я бы тоже не дал его убить.
«Верность Морайг» звался фрегат хёлаэнайев, и дух его был крылат, точно альбатрос. Говорят, огромные птицы, впервые соскользнув со скалистого уступа и по-настоящему расправив крылья, несколько лет так ни разу и не приземляются, едят и даже спят в полете. Фрегату капитана Кэдвена не нравилось бросать якорь и приближаться к берегу, он жаждал одного лишь полета над волнами и соленого холодного ветра в парусах. Джэйффу даже снился потом этот гордый красавец. Шуриа обречены долго-долго помнить не только людей, но и вещи, их духи навеки отпечатываются в душах детей Шиларджи. И если человек может влюбиться в один-единственный корабль, то для бывшего рилиндара «Верность Морайг» стала неразделенной любовью. И тут появилась дочка Кэдвена… Шутка Сизой луны, не иначе.
«Ох!» – у эрны Кэдвен привычно кольнуло в груди давним, еще детским, восторгом и чуточку обидой. Отцовский фрегат на рейде, словно чайка, сложившая крылья и спящая на волнах… отцовский, но никогда, никогда нога его дочери не ступала на выскобленные добела доски его палубы. Отчего она не родилась сыном капитана Сэйварда?! Тогда хотя бы в детстве, хотя бы разок, но…