Невинные

– Не делай этого ради меня, – холодно изрекла она. – Ты для меня ничто, Томас Болар. Всего-навсего забава, игрушка, коей можно поразвлечься, прежде чем откушать.

Она продемонстрировала свои клыки.

Томми так и корчило от ее слов, от ее зубов. И все же он не отвел глаз, выдержав ее взгляд целый вздох, после чего обернулся к Искариоту.

– Чего ты хочешь? – спросил Томми.

Проклятье, вьюнош.

Элисабета с прищуром оглядела стену стригоев перед собой, соизмеряя их молодые силы со своей собственной. Прикинула, сколько времени потребуется жалам, чтобы убить ее. Успеет ли она вызволить Томми ко времени? Ее острый слух улавливал шарканье шагов из-за бурлящей реки, оставшейся за спиной.

В тамошних тоннелях затаились другие стригои.

В одиночку Томми отсюда нипочем не выбраться.

– Ложись на этот стол, – приказал Искариот. – Больше ничего тебе делать не придется. Остальное сделаю я, и она останется в живых. Я тебе клянусь.

Едва мальчик ступил вперед, Элисабета окликнула его:

– Томми, может, нам и не удастся покинуть комнату живыми, однако же это не означает, будто нам надлежит смиряться перед подобными ему.

Искариот утробно расхохотался.

– Вот уж действительно женщина рода Батори! Если я что и усвоил, так это то, что ваша преданность переменчива, как ветер.

– Значит, моя кровь себе верна!

Извернувшись, Элисабета метнулась в сторону с такой скоростью, что почти пропала из виду, и вырвала Хенрику горло, прежде чем он успел глянуть на нее. Другой стригой ринулся на нее, ближайший схватил за руку. Она вырвала ему конечность из сустава, отшвырнув прочь. Еще двое высоко подпрыгнули и обрушились на нее сверху. Вскинувшись, она сумела потеснить их на шаг, но новые чудища выскочили из соседних тоннелей, пригвоздив ее руки и ноги к полу.

Элисабета отбивалась, но понимала, что все это втуне.

Она проиграла – не только не вызволила Томми, но и не погибла. С ее кончиной Искариот больше не смог бы играть на чувствах Томми. Отрок еще мог бы ему отказать.

Должно быть, Иуда прозрел ее замысел.

Она увидела, как мотылек ползет по ее щеке, а потом мягко взмывает в воздух на легких крыльях и планирует прочь.

Она нужна Иуде живой.

07 часов 10 минут

– Хватит! – крикнул Томми, оборачиваясь к Искариоту с лицом, залитым слезами. – Делайте что задумали!

– Забирайся наверх, – прозвучал приказ. – На спину. Голову положи на нижний конец плиты.

Томми подошел к черному камню, хотя каждая клеточка его тела вопила, что надо бежать, но он забрался на камень и повернулся спиной, чтобы лечь навзничь, положив шею во вмятину у основания алтаря – и знал, что это алтарь.

Ниже его головы была большая черная трещина, пускавшая сернистый пар, вонявший даже противнее, чем река. Легкие Томми прямо скукожились от него. По щекам заструились горячие слезы. Он повернул голову, взглядом отыскав Элисабету.

Томми знал, что она не поняла. Он видел, как родные мать и отец умирают у него на руках с бурлящей в глазах кровью, – и остался в живых, исцелившись от своего рака. И не может позволить, чтобы вместо него снова в муках скончался другой человек. Даже ради спасения мира.

Элисабета уставилась на него в ответ, и скупая слеза скатилась из его гневных глаз.

Она тоже не знала о добром начале внутри себя. Томми безошибочно узнал в ней такого же монстра, как те, что пригвоздили ее к полу, но где-то глубоко внутри ее что-то светлое еще сохранилось. Хоть она этого пока и не видит.

Искариот опустился рядом с ним на колени, накинув на его тело веревочную сеть, придавив ее по краям тяжелыми камнями. А все четыре угла притянул к железным кольцам, вбитым в пол. Когда он с этим покончил, Томми больше не мог шевельнуться, свободной осталась лишь его голова.

Оттого, что ноги оказались выше головы, кровь прилила к голове, отчего лицо раскраснелось и разгорячилось еще больше.

Искариот положил прохладную ладонь ему на щеку.

– Покойся с миром. Ты делаешь доброе дело. Твоя достойная жертва провозгласит возвращение Христа.

Томми попытался пожать плечами.

– Я иудей. Так какое мне дело до того? Кончайте уж с этим.

Он хотел, чтобы слова прозвучали отважно и дерзко, но сумел произнести их лишь сдавленным шепотом. Его внимание привлек блик света на серебряном осколке, похищенном у этой женщины и теперь занесенном над ним. Свет факелов играл на остром крае. Все остальное в этой комнате померкло, кроме этого маленького клинка.

Искариот склонился к его уху.

– Может быть больно и…

И ударил осколком Томми в шею, не дав ему даже собраться с духом. Чтобы избавить от страданий, как бы маловероятно это ни казалось.

Но не преуспел в этом.

От боли, будто огнем прошившей и растекающейся по всему телу, Томми закричал. Кровь хлынула вниз по горлу, обжигая, как раскаленная магма. Он начал извиваться и выгибаться под сеткой дугой – настолько яростно, что один угол сорвался. Вывернув голову, он увидел, как его кровь бежит по камню и стекает с края, капая в черную расщелину внизу.

И взвыл от боли, не желавшей убывать.