Невидимый город

Осторожно поднявшись по двум обледенелым ступеням, она направилась к входу. Ее пальцы узнали выпуклость на перилах. Еще одно внезапное озарение из туманного мира между прошлым и настоящим. Когда она потянулась за ручкой, дверь со скрипом отворилась. Лина испуганно оглянулась. Что, если Данте был прав? Насколько опасно лезть в собственное прошлое? Что, если она столкнется с самой собой? Возможно, она тут же растворится в воздухе.

В прихожей две пары кроссовок стояли по сторонам от крошечной пары зимних сапог. В этом доме было по три экземпляра всех вещей: три куртки, три шарфа, три пары тапочек. Она глубоко уткнулась лицом в толстую мужскую парку и уловила знакомый запах одеколона. Через открытую дверь ванной она заметила красную бутылочку. Она все верно помнила. На цыпочках она исследовала музей собственной истории. Обстановка выглядела беспорядочной, скудной, легкой, но уютной. Квартира походила на защитный кокон. В большой столовой – самодельная мебель, развернутая газета, с любовью ухоженные растения в горшках, начатый вязаный халат и разбросанные игрушки рассказывали о повседневной жизни семьи. На школьной доске рядом со списком покупок красовалось ядовито-зеленое выдуманное животное с длинными ушами, шипами и семнадцатью ногами. В холодильнике она нашла свой любимый йогурт (малиново-вишневый), открытую бутылку вина (безымянного и дешевого) и яблочный сок (органический и дорогой). Лишь подготовленный багаж в прихожей указывал на то, что семья Фридрих готовилась к отъезду. Лина встревоженно разглядывала те же чемоданы, что и на фотографиях с аварии. Тем более срочной становилась ее миссия. Время 16.30. Родители могут вернуться в любой момент. Еще оставалось время остановить неизбежное.

Внезапно она услышала веселый детский голос.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виновата.

Лина распахнула дверь в детскую и поняла, что считалочка всплыла из глубин памяти. Комната была такой же пустой и заброшенной, как и остальная квартира. В изнеможении Лина опустилась на свою старую детскую кровать, устланную одеялами и игрушками. Над ней висела плюшевая сова. Она завела музыкальную игрушку, подтянула руками колени к туловищу и прижалась к подушкам. Нежная мелодия превратила ее в ту маленькую девочку, которой она когда-то была. Она закрыла глаза.

53 Исправительная колония

Это и есть его новое место работы? Данте с сомнением огляделся. Без хронометра он был отстранен от путешествий и доступа к Куполу. Новый кабинет располагался в восьмиугольнике, окружавшем центр управления. Вместо того чтобы, как все в магазине часов, повернуть налево, в библиотеку, или пойти прямо к Куполу, он каждое утро открывал правую дверь. Отсюда дальше было некуда идти. Отдел ревизии был одновременно тупиком и конечной остановкой. Тому, кто попал сюда, уже не на что было надеяться. В этой исправительной колонии рассматривали жалобы.

Повсюду валялись стеклянные книги с нераскрытыми делами. Пока первые собирали пыль и паутину, конвейер обеспечивал непрерывный поток все новых и новых биографий-голограмм. Каждый шаг действительно представлял собой ходьбу по канату. Данте осторожно обошел стопки, чтобы представиться коллеге, который управлял отделом целую вечность.

– Данте, – представился он и протянул руку.

– Ага, – буркнул Ксавьер. Хорошо, что Данте уже знал его имя. Все знали имя Ксавьера, даже если видели его немногие.

Вместо того чтобы представиться, он с раздражением посмотрел на новоприбывшего. Ксавьер носил никелевые очки оранжевого цвета, бесконечно длинную бороду и столь же длинный тонкий конский хвост. Его живот выпирал поверх расстегнутых красных джинсов, ткань которых была настолько тонкой, что просвечивались грубые клетчатые трусы и носки с Микки Маусом. Ярко-синие подтяжки удерживали провисающие брюки на месте. К одежде Ксавьера нужно было привыкнуть, его кожа была пепельной, а настроение – ниже плинтуса. Мужчина казался слишком большим карликом, злыднем. Каждая клеточка его тела выражала враждебность.

– Не принимай это на свой счет, – проворчал он, прежде чем Данте успел заговорить. – У меня плохое настроение с 1884 года.

Ксавьер протиснулся мимо него и исчез между стеклянными книгами. Было нетрудно понять, где он находится. Сердитого сотрудника отдела жалоб окружал постоянный звон стекла. Он не пытался осторожно обращаться с книгами.

– А что ты натворил? – крикнул Данте, входя в комнату.

– Я думал, что умнее всех, – ответил Ксавьер, обойдя угол полки.

– Что в этом плохого? – спросил Данте.

– Я все еще верю в это.

Данте с изумлением отметил, что Ксавьер носил работающий хронометр.

– Меня оправдывают в течение десятилетий, – заявил он. – Нужно только дождаться замены. Еще никто не был так умен, чтобы связываться с Хранительницей времени.

– Глуп, ты имеешь в виду, – поправил Данте.

Ксавьер с жалостью посмотрел на него.