Невидимый

Я подняла оба кулака, чтобы снова начать молотить по двери, но тут она открывается. Утратив равновесие, я лечу через порог. Хотя я и вижу там Стивена, испуганного, который выглядит таким же усталым, как я – сумасшедшей, я не знаю, сумеет ли он меня поймать. Он говорил мне об усилиях, которые ему требуются, чтобы обрести материальность. Это знание не особенно мне помогает, потому что я не могу остановить свое падение. Ведь я молотила по его двери со всей силой, которая у меня осталась.

Я закрываю глаза. Не хочу видеть пол, когда ударюсь о него. Я еще могу согласиться с локтями и коленями в синяках, но не могу вынести мысль о том, что падаю сквозь него. Я не хочу видеть, как пролечу насквозь, как будто он не стоит передо мной. Мне нужно, чтобы он был там. Чтобы он был настоящим.

И он есть.

Он ловит меня.

И я снова могу дышать.

Но с дыханием приходят слезы. Слезы, которые были заперты внутри долгие месяцы. Слезы, которых, как я себя уверяла, у меня не было.

Теперь освободившись, они потоком хлынули у меня из глаз. Их так много, и текут они так долго, что мне кажется – наверное, я в них утону.

Стивен не говорит ни слова. Только прижимается ко мне.

Глава двадцать седьмая

Двадцать четыре часа.

Но даже не это. Теперь уже двадцать три. Меньше.

Люди говорят, что время сыплется у нас сквозь пальцы, как песок. Однако они не признают, что часть этого песка прилипает к коже. Это воспоминания, которые останутся в памяти, воспоминания о том времени, когда время еще оставалось.

Три минуты.

Я обнимаю ее три минуты. У меня хватает сил на три минуты. Мы вроде бы никуда не уходили, но такое чувство, что мы возвращаемся друг к другу. Слово «воссоединение» означает, что когда два человека снова вместе, они соединены. Два как один. Притянуть кого-то к себе – только временный символ. То, как вы дышите вместе, – вот что по-настоящему свидетельствует о единении.

Тридцать три мысли – все они умещаются в три минуты.

Ты здесь.

Что-то случилось.

Я хотел только одного: чтобы ты была здесь.

Он здесь был.

Я боюсь.

Тот факт, что я боюсь, пугает меня.

Ты мне нужна.

Не плачь.

Я хочу только, чтобы мы с тобой так и оставались, так и оставались, так и оставались.

Ты меня видишь.

Он нас уничтожит.

Я не должен был втягивать тебя в это.

Тебе было бы настолько лучше без меня.

Я сделал это с тобой.

Он сделал это со мной.

Держи меня.

Держи.

Подожди.

Что случилось?

Мне нужно тебе рассказать.

Мне не нужно ничего, кроме этого, этого, этого.

Это не так. Мир не ограничивается двумя людьми.

Я проклят.

Любовь ко мне – вот твое проклятие.

Я должен тебя отпустить.

Подожди.

Нам надо его убить, но если он умрет, я останусь таким навсегда.

Если мы попробуем убить его, он сам нас убьет.

Меня смерть не пугает, но ты должна жить.

Мне не следует об этом думать.

Мне нужно просто держать тебя.

Вот так, вот так.

Я хочу, чтобы это стало песком на моих пальцах.

Ты. Когда все остальное уйдет, я хочу помнить тебя.

Я должен перестать думать об этом так, словно все кончено.

Двадцать три часа.

Вот бы мы так и оставались до тех пор.

Раздаются четыре быстрых удара в дверь.

Из-за двери звучит голос Лори. Я отпускаю Элизабет, снова растворяясь в комнате. Элизабет открывает дверь и впускает не только Лори, но также и Милли с Солом.

– Вся банда в сборе, – замечаю я. – Даже наш незабвенный грузчик – и тот здесь.

Хотя похоже, что Элизабет и Милли простили его, я еще не готов полностью забыть Солу то, что он забаррикадировал нас в заклинариуме.

Но Сол и не просит прощения.

– Лучше тебе было там и оставаться, – говорит он.

– Ты в безопасности? – спрашивает Милли, оглядывая комнату.

Это один из бонусов их пребывания здесь: если бы Арбус все еще находился здесь, они бы его увидели.

Я объясняю, что случилось, и все четверо обходят всю квартиру, чтобы только убедиться, что его здесь нет. Я чувствую себя ребенком, который послал родителей изгонять привидение в середине ночи, поскольку он уверен, что оно поблизости – прячется в смертоносной зоне теней, где обитают призраки и чудовища.