Невидимый

– С тех пор это помещение прожило не одну жизнь. Сначала тут была забегаловка. Потом кондитерская. Затем бар. Потом дешевый бар. Теперь здесь подают кофе и предоставляют доступ к Всемирной паутине.

Я окидываю взглядом кафе. Даже в этом крошечном пространстве малочисленные посетители скорчились над ноутбуками. Или лихорадочно пишут эсэмэски. Персонал кофейни сгрудился возле кофе-машины. Каждое лицо в кофейне побелело от страха. Никто не знает точно, что произошло.

– Что будет дальше? – спрашиваю я.

– Он охотится на Милли, – отвечает Сол.

Милли тянется к нему. Ее рука, оттенком и фактурой напоминающая старый персик, исчезает в его ручище.

– Мы не знаем этого наверняка.

– Арбус не просто держит на кого-нибудь зуб! – рявкает Сол. – Он живет, чтобы творить зло. Не валяй дурака, Милдред.

Румянец вспыхивает на щеках Милли, когда он называет ее полное имя.

– Я не думала, что еще что-то значу. Прошло столько лет.

Лори откашливается.

– Не хочу преуменьшать значение вашей, гм, истории, но, по-моему, вы упускаете главное.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

Когда Сол не скрывает своей насмешки, Лори осторожно делает пару шагов назад и говорит:

– Не то чтобы вы были не правы. Я это понимаю. Арбус живет, чтобы творить зло.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы мне повторяли мои собственные слова. – Сол научился бросать уничижительные взгляды даже одним глазом.

– Без проблем, дружище. Э… сэр. Э… – Лори сглатывает, взмахивая руками, словно изо всех сил старается остаться на плаву. – Как бы выразиться поделикатнее…

Сол приподнимается, но Милли цыкает на него, и он снова опускается на стул.

Внезапно ахнув, я прижимаю ладонь ко рту.

Лори показывает на меня.

– Вот! Спасибо. До нее дошло! Пожалуйста, помоги мне, сестренка.

– Возможно, в конце концов, он придет и за вами, – говорю я медленно, стараясь восстановить дыхание. – Но вы не самая неуловимая его добыча. Не за вами он охотится.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – рычит на меня Сол. – Ты всего лишь ребенок, который учится ползать во всем этом.

– О ребенке и речь, – тихо произносит Лори.

– Ох… – резко вбирает воздух Милли.

– Вы сами это сказали, – я выдерживаю недружелюбный взгляд Сола. – Арбус живет, чтобы творить зло.

Я отвожу от него глаза, чтобы перехватить взгляд Милли.

– И вам известно, на кого он затаил такое зло, перед которым меркнут его профессиональные обиды.

– На свою семью, – отвечает Милли.

– На Стивена. – У меня срывается голос, и все, что я могу, – это опустить глаза.

– А мы только что оставили его одного, – договаривает за меня Лори.

Вся наша четверка замолкает. Кофейня гудит, наполненная кликаньем клавиш и обеспокоенными голосами персонала.

Я украдкой смотрю на Сола. Он качает головой, но его хватка на кофейной кружке ослабевает. Не так трудно понять, почему он с такой агрессией бросился в атаку один. Почему в итоге попал сюда – на место его последней встречи с Максвеллом Арбусом. Видимо, это пространство изобилует воспоминаниями, горькими и сладостными, о его жизни, посвященной тому, чтобы защищать Милли.

В кризисные моменты мы сосредотачиваемся на том, чтобы обезопасить то, что по-настоящему любим. Едва ли только рабочей этикой объясняется то, что Сол, наполовину ослепший из-за проклятия, был готов сражаться до последнего, чтобы уберечь Милли от опасности.

Сол черпает свою решимость там же, где беру ее я, – и сейчас она заставляет меня покинуть остальных. И вот я уже выбегаю за дверь и мчусь со всех ног. Я уже пробежала полквартала, когда слышу, что Лори выкрикивает мое имя, но его голос быстро стихает. Мои ноги топают по тротуару так быстро, как я только могу. Если бы полиция Нью-Йорка не была полностью занята терактом Арбуса в Центральном парке, меня бы, конечно же, остановил один из офицеров. Во время своего бешеного бега я сбиваю с ног полдюжины несчастных пешеходов и почти переворачиваю детскую коляску. Я не останавливаюсь, чтобы извиниться. Я ни разу не оборачиваюсь. Вслед мне несутся все нелицеприятные эпитеты из словаря и даже несколько угроз.

Когда я наконец вбегаю к нам в дом и проношусь мимо консьержа, мои легкие горят, а конечности как будто стали резиновыми.

Консьерж следует за мной к лифту.

– Все в порядке, мисс?

Я согнулась и жадно глотаю воздух, но киваю и машу рукой, чтобы он шел по своим делам. Он смотрит на меня подозрительно, но, к счастью, приходит лифт, я вваливаюсь в него и жму на кнопку третьего этажа, пока двери не закрываются.

Несмотря на мои попытки восстановить дыхание, черные пятна все еще мелькают у меня перед глазами, даже когда я подхожу к двери Стивена. Я начинаю колотить по дереву обеими руками, как сумасшедшая, осознавая, что танцую безумный, неприличный танец.