Невидимый

Смеркалось. Наступил час, когда свет зажигать еще рано, а первые признаки надвигающегося вечера сообщают сидящим за столом некоторое уже утомление. Свадьба чем-то похожа на спектакль. Если утреннюю поездку в церковь и сцену венчания счесть первым актом, то можно сказать, что теперь только что окончилось второе действие. Третье начнется, когда щелкнут выключателем. Каждый уже придумывал про себя, какую программу он покажет при свете ламп.

Один Феликс не понял значения этого естественного антракта. Именно сейчас решил он произнести речь, с которой все медлил выступить. Он встал, и сначала было неясно, чего он, собственно, хочет. Хеленка даже отодвинулась со своим стулом, полагая, что Феликсу, с его переобремененным желудком, необходимо удалиться. Но он слабо махнул рукой и заговорил сдавленным тенорком, в академической, выспренней манере. Он бормотал что-то о супружестве как о понятии юридическом, о семье, краеугольном камне общества. Тут Кунцу пришла идея, что хотя бы одну торжественную речь должен послушать и старый Паржик, который предавался в кухне у Анны грубым радостям, обгладывая кости и осушая недопитые бутылки. Кати привела его, и Паржик скромно остановился у двери. Все время, пока Феликс, запинаясь, бормотал что-то, отыскивая на скатерти разрозненные слова и водя пальцем по незримой и путаной карте своей речи, лояльный сапожник довольствовался усердными кивками; но едва плешивый юнец кончил, Паржик дал выход своему восторгу. Он аплодировал, раскрыв беззубый рот, и моргал своими наивными глазками.

Паржику поднесли бокал, а он раскланивался, как резиновый, на все стороны, и полы пиджака его мотались, и он вытирал слезы красным носовым платком, и пожимал руки — и так добрался до нас с Соней; тут он сунул руку в глубокий задний карман своих брюк, стянутых ремнем, и вытащил чайную розу, выведенную им лично. То был первый распустившийся в этом году цветок, бесплодный и немножко помятый. Паржик дунул на розу, чтобы расправить лепестки, и подал новобрачной.

— Какой вы добрый, Паржик, большое спасибо! — воскликнула Соня, решившая радоваться сегодня всему, как оно и полагается в такой день. Отколов миртовую веточку с груди, она на то же место, той же булавкой пришпилила эту розу.

— Соня, этожелтая роза, — встревоженно шепнула тетка. — Не делай этого!

— Желтый цвет означает ревность, — вполголоса сообщила Хермина Хеленке в надежде завязать общение с ней.

А я подумал: нет, нет, не только ревность; желтое — цвет безумия! И вспомнилась мне некая алая роза… Алое — цвет любви.

— Давайте посумерничаем, — предложил Донт. — Я тут кое-что придумал, очень забавное, ну пожалуйста!

Он обращался к Хайну, который попросил Кати зажечь свет. Кати, улыбаясь, ждала у двери, что решит хозяин. Хайн медленно склонил голову — это означало согласие.

— Очень интересное, только будьте все внимательны. Это своего рода спиритизм, но вы не бойтесь, будет весело!

Донт проговорил это с чрезвычайно важным видом; опустив глаза, он вертел в руках вилку. Волосы его взмокли от пота, лицо было неестественно красным.

— Не верьте ему, ничего он не умеет! — пошутила Тина, однако это до того походило на правду, что все заранее усомнились в качестве обещанного развлечения. Я не знаю и уже никогда не узнаю, какую готовил Донт забаву, потому что он не успел и начать. Произошло нечто совершенно иное. В столовую явился Невидимый.

Его не было довольно долгое время. Прошло не меньше часа с тех пор, как он в последний раз пробегал тут на цыпочках из угла в угол. Я сказал — явился, желая подчеркнуть, что он не просто появился на сцене. Вошел он не тихо, не незримо, а с каким-то строптивым, даже угрожающим видом. Глаза его горели в сумеречном полусвете. Фиолетовые мешочки под ними казались почти черными. Я сразу сообразил: сумасшедший пьян.

Остановившись на пороге, он стал нюхать воздух. По одному его виду ясно было, что явился он с каким-то намерением. Заложив руки за спину, выпятив живот, он раскачивался, как зверь, готовящийся прыгнуть. Вдруг он запрокинул голову и громко завыл. Заржал, как лошадь, закричал ослом… Это ржанье, этот ослиный рев были его смехом.

И сразу — скок-скок! — в противоположный угол. И снова тот же ужасный смех. Соня вонзила ногти в мою ладонь. Хеленка прижала кулачки к глазам, по уши втянув голову в плечи. Она не хотела ничего видеть и слышать. Фюрст вынул изо рта сигару. Тетка бешено обмахивалась веером из черных перьев. Нет, нет, пугаться было нечего, и вовсе не нужно было отодвигать стул, чтоб открыть себе путь к бегству, как то сделал Макс: Невидимый просто шутил. Я мысленно смеялся над почтенной компанией. Что за страхи? В доме живет сумасшедший. После долгих лет тихого помешательства ему вздумалась дикая выходка. Он решил немножко попугать многоуважаемых гостей.