Я не сомневался, что Чарльз убийца, но одна мысль не давала мне покоя. Произошедшее на кладбище по ряду причин было ему
Что-то тут не сходится. И есть только одно место, где я смогу все выяснить.
Колено почти не болело, а душа не болела совсем – тяги к наркотику я больше не испытывал. Потому я смело заявил Пату:
– Нам надо возвращаться в Денвер.
Он запротестовал, пришел в ярость, отказался наотрез.
В итоге мы собрали вещи. Сели на автобус, приехали в Денвер, взяли такси до старого обиталища Пата. Эфиопы съехали, в фойе пахло мочой, и все было завалено мусором. Кто-то пытался выломать новые замки на внутренней двери, но, к счастью, ему это не удалось.
Мы устроились у Пата. Я не мог вернуться в комнату, где был убит Джон.
Мир для меня стал жестче. Денвер – большой, жаркий, неприятный город. Я видел на лицах людей злость, обращал внимание на подлость и мерзость жизни. Героин сглаживал все края, успокаивал, размывал грани вещей, как на картинах импрессионистов.
Я изучил личные дела Роберта, Чарльза и Амбер Малхолланд. Рутинная работа полицейского, старо как мир. Звонки в Гарвард, в юридическую контору «Катер энд Мэй», в «Малхолланд траст». Хождения в публичную библиотеку Денвера.
С Робертом и Чарльзом все ясно. Их следы на каждой странице по всем газетам. Известные люди. Дети мультимиллионера. Отец разведен, трастовые фонды, частные школы, высшее образование в Лиге плюща [27], оба имеют ученые степени в области экономики и политологии. Никаких сюрпризов.
А вот что касается Амбер Малхолланд…
Это имя вообще нигде не упоминалось, никакой информации. В «Денвер пост» и «Нью-Йорк таймс» было сообщение о ее свадьбе – и все. Я запомнил фотографию в ежегоднике у нее дома. В первый год обучения в Гарварде она сменила фамилию Дунан на Абендсен. Зачем? Меня это озадачило. Она говорила что-то о сложностях во взаимоотношениях с отцом. А как, интересно, ее звали
Я надел рубашку, галстук и заявился с букетом роз в приют для престарелых на Пенсильвания-стрит, где находилась мать Амбер.
Меня встретил молоденький охранник с короткой стрижкой.
– Э-э, вы не подскажете мне… Я принес розы для миссис Дунан, но если этой фамилии нет, вычеркнута, то тогда, должно быть, она записана как миссис Абендсен, – сказал я, стараясь копировать американское произношение.
Парень едва взглянул на меня:
– Двести первая комната.
– Так как ее фамилия?
– Вначале вы правильно сказали.
Приют высшего класса. Шикарные ковры, перила красного дерева, нянечки в кружевных фартуках. Я постучался в дверь с номером 201. Вошел. Хрупкая пожилая леди с седыми волосами сидела в кресле, смотрела в окно и поглаживала свитер, словно кошку, которая свернулась у нее на коленях.
– Я принес вам цветы, – сказал я.
Она не пошевелилась. Даже не посмотрела в мою сторону.
– Цветы, – повторил я, но она не заметила моего появления в комнате. Амбер говорила, сколько ей лет. Шестьдесят восемь, кажется? Она выглядела немногим старше, но было очевидно, что болезнь нанесла ей серьезный удар. Бесполезно ее о чем-то спрашивать, а вот упускать возможность поискать информацию не стоит. Я положил цветы и осмотрел комнату. Несколько картинок, гравюр. Осторожно, посматривая на пожилую женщину, я открыл ящик ее комода. Мать Амбер не обращала на меня внимания.
Старушечья одежда, подгузники для взрослых, всякая ненужная ерунда; наверху буфета, куда она не могла дотянуться, личные вещи. Китайские статуэтки, керамические фигурки, кусочки хрусталя, открытки. Некоторые от Амбер. Ничего интересного, пока я не обнаружил конверта, битком набитого бумагами. Золотая жила. Свидетельство о рождении – Луиза Абендсен, Ноксвилл, Теннесси, тысяча девятьсот двадцать седьмой год, сертификат об окончании средней школы, свидетельство о браке с Шоном Дунаном от тридцать первого октября тысяча девятьсот пятьдесят пятого года и решение о расторжении брака с ним от первого января тысяча девятьсот семьдесят четвертого, когда Амбер было лет восемь или девять.
Луиза не отрываясь смотрела в окно, пока я тут шуровал, натыкаясь на ценные сведения. Так, на бракоразводных бумагах значилось: «Опекунство записано на отца, Шона Дунана, так как мать, Луиза Дунан, отбывает заключение в государственном исправительном учреждении города Хантсвилла». Я узнал, что миссис Дунан трижды попадала в тюрьму десятью годами ранее – за кражу в магазине, мелкое воровство, пьянство и прочие нарушения, о которых в бумагах говорилось, что они «являлись результатом проявления неуравновешенности ее характера». Также в бумагах опровергались «показания миссис Дунан о том, что Шон Дунан был неким образом вовлечен в организованную преступность».
– Цветы, – вдруг произнесла Луиза, не меняя положения в кресле.