Невезучие

— Милорд, — помощник прокурора и не думал кланяться, ставя молодого маркграфа перед свершившимся фактом, — мы имеем все основания подозревать, что именно этим кинжалом был заколот ваш отец!

Вольдемар лишь беспомощно разевал рот, смахивая на вытащенную из воды рыбину.

— Но… — слабым шепотом начал он, — я…

Жестокий служитель закона отмел его робкие возражения сразу, одним коротким движением ладони, не терпящим оправданий и не принимающим каких-либо извинений жестом:

— Милорд, ваша вина уже доказана де-юре! И если она подтвердится де-факто…

— То что тогда? — по-прежнему не понимал Вольдемар.

Помощник прокурора скривил сухие губы в жестокой улыбке и выразительно провел ладонью по своей жилистой шее на уровне кадыка, некрасиво выпирающего над воротником темно-синего форменного сюртука.

Вольдемар чуть не задохнулся от ужаса, отлично поняв этот глумливый жест.

— Но это невозможно! — почти выкрикнул он. — Я не убивал отца! Ведь он же мой отец! — Он смотрел умоляюще, словно призывая всех присутствующих поверить столь весомому аргументу.

— Ну и что? — равнодушно пожал сутулыми плечами законник. — Недавно мы казнили женщину, зарезавшую и съевшую свою единственную новорожденную дочь… Помолодеть, дрянь, хотела. А ради трона, — он торжественно возвысил голос, — еще и не такое сотворить возможно!

— Бред! — сдавленно всхлипнул юноша. — Навет! Поклеп!

— Мы разберемся! — церемонно пообещал бюрократ. — Стилет отдадут магам. И если они выяснят, что кровь на самом деле принадлежит графу Эдмунду, то, — он угрожающе прищурил свои и без того маленькие, бесцветные глазенки, — то храни вас тогда Аола, милорд…

Первые сутки заключения Вольдемар провел в относительном комфорте, запертый в спальне. А на второе утро к нему снова явился тот же крючкотвор, на этот раз настроенный уже далеко не так любезно. Ибо на лезвии кинжала маги действительно нашли кровь и частицы мозга покойного графа, а на его рукояти — отпечатки пальцев Вольдемара. Хотя чему тут удивляться? Ведь этот самый стилет принадлежал к обширной коллекции оружия, используемого для тренировок всех без исключения мужчин маркграфской семьи… Но против улик не поспоришь, и, как юноша ни сопротивлялся, его все-таки бросили в узкий каменный мешок, предназначенный для содержания самых опасных убийц. Допросами руководил Зорган, его завистливый кузен, самочинно объявивший себя регентом. О, теперь-то до Вольдемара дошло, кто стал истинным зачинщиком этого грубого фарса, нелепой пародии на справедливый суд. Но было уже поздно…

— Эй, родственничек, ты там еще жив? — Насмешливый, прилетевший откуда-то сверху голос вывел Вольдемара из полусонного забытья, оторвав от болезненных для души и тела воспоминаний. — Не помер ли, часом, мне на радость?

— Не дождешься, подонок! — сквозь зубы ненавидяще просипел юноша, поднимая голову. — Я еще тебя переживу!

— Ну это вряд ли! — злобно хохотнул Зорган, перегибаясь через край узкого глубокого колодца, прищуриваясь и пытаясь рассмотреть израненного пленника, скорчившегося на дне жуткого каменного мешка. — А ты, оказывается, не только невезучий ублюдок, но еще и безмозглый оптимист к тому же!

— Это ты убил отца?! — крикнул молодой маркграф, сейчас желая одного — узнать правду.

— Я! — без зазрения совести, погано усмехнулся Зорган, прекрасно понимавший всю выгоду своего положения и уверенный в безнаказанности откровенного признания. — И кинжал в твою спальню тоже я подбросил. Сначала я надеялся, что ты не вынесешь нечеловеческих пыток и сознаешься в том, чего не совершал. Но ты оказался крепким орешком и вытерпел все испытания. Потом я думал, что тебя убьют голод и холод этого подвала, но ты и тут не оправдал моих ожиданий. Признаюсь, братец, ты меня утомил…

— И что ты придумал еще? — хмыкнул пленник, невольно ощущая свое превосходство над мучителем.

— Ты, — ненавидяще шипел Зорган, — ты помеха. Ты стоишь на моем пути к трону, власти и величию, поэтому я избавлюсь от тебя любой ценой…

— Не обманывай себя, кузен, — пророчески пообещал Вольдемар, стараясь придать своему голосу всю доступную ему твердость. — Ты же сам понимаешь, что однажды я вернусь даже из Обители затерянных душ и спляшу танец мести на твоих гниющих костях!

— Ты?! — Зорган язвительно расхохотался, и гулкое эхо его издевки ураганной волной прокатилось по узкому проходу потайного узилища. — Ты?! Да ты уже почти покойник! Не тешь себя миражом спасения, это нереально. Ты обречен…

— Нет! — яростно откликнулся Вольдемар, не желая верить предателю. — Нет!

— Да, да! — почти ласково проворковал виконт, давясь смехом. — Завтра утром тебя выведут на главную площадь Эйсенвальда. По моему приказу из далекой деревушки привезли молодую ведьму, уже успевшую прославиться несколькими сбывшимися пророчествами. Она подтвердит твою вину, а меня объявит спасителем маркграфства, несущим мир и благоденствие всей стране. И тогда тебя казнят…

— Не верю! — из последних сил отчеканил Вольдемар, пытаясь обуздать безысходное ощущение обреченности, сковывающее сердце непробиваемой коркой льда. — Не бывать этому никогда!