А посему я снова решительно вскочила на Орешка и едва ощутимо прикоснулась к его бокам каблуками своих изрядно запылившихся сапог. Подковы умного скакуна звонко зацокали по каменной мостовой. Заплутать в городе я не боялась — над крышами ближайших домов возвышалась серая громада храмовой колокольни, габаритами ничуть не уступающая ратуше. Внезапно бронзовый колокол, самый большой в ряду своих более скромных собратьев, проснулся от долгой спячки, намереваясь возвестить что-то важное. Тяжелый язычок его била медленно, как-то лениво качнулся из стороны в сторону, плавно набирая все увеличивающуюся амплитуду, и коснулся стенки колокола. По улице поплыл мелодичный, но вместе с тем тягуче-протяжный звук громкого удара: «Бо-о-ом-м-м».
Михась, облизывающийся на щедро позолоченных петушков, украшающих вывеску богатой кондитерской лавки, даже подпрыгнул в седле от неожиданности, роняя заготовленный медяк, предназначенный стать платой за лакомство.
— Что это?! — ойкнул он. — Что случилось?
— Полдень! — спокойно пояснила я. — Афишу читал?
Оруженосец сконфуженно засопел.
— Не успел. Я ведь читаю куда медленнее тебя, по слогам. — Он состроил наглое лицо и заявил с привычной, давно укоренившейся склонностью к самооправданию: — Ну мы же неграмотные, академиев не кончали!
— Зато соображаешь, поди, сколько леденцов на пятак купить можно? — одобрительно подмигнула я.
— Два! — немедленно просиял мой доморощенный коммерсант. — И еще грошик на сдачу останется.
— Сладкое — вредно для здоровья, — неодобрительно покачала головой я. — Попа слипнется от двух-то петушков.
— Ну, Рогнеда! — просительно заныл мальчишка, крепко сжимая монетку в кулаке. — И так никаких радостей в жизни не вижу…
— Все познается в сравнении, — наставительно хмыкнула я. — А ты подумай о том, что сейчас на площади одному маркграфу-эмпиру приходится ой как несладко, гораздо хуже, чем тебе.
— Вот еще, стану я думать о каких-то там коронованных вампирах! — небрежно фыркнул эгоистичный Михась. — Видать, такая уж у него судьба, у невезучего!
— Коронованный вампир… — медленно повторила я, силясь вспомнить, где мне уже приходилась слышать эти слова. — Невезучий… судьба… Ох память моя девичья! — Я звонко хлопнула себя ладонью по лбу. — Точно, именно о нем мне и говорила Смотрящая сквозь время… — Я пришпорила Орешка, и верный конь резво помчался вверх по улице. — Ведь это он мне и нужен!
— Княжна, ты куда?! — ошалело завопил ничего не понимающий оруженосец. — Меня-то подожди!
— Поспешай, Михаська! — крикнула я. — Они здесь вон чего удумали — судить одного из шести Воинов Судьбы!
— Да ну? — изумился мальчишка, натягивая уздечку своего смирного жеребчика. — Ах они, злыдни!
А часом раньше с противоположного конца столицы на городские улицы въехал весьма странный кортеж, состоящий из двух всадников — стройной, вооруженной раритетной рапирой эльфийки да горбатого мужчины, прячущего лицо под полями низко надвинутой шляпы, — и тщательно укрытой покрывалом телеги, запряженной невзрачной лошадкой. Таю стоило огромных трудов найти свободную комнату в захудалой гостинице, расположенной на городской окраине. Оставив Кайру, весьма недовольную таким неинтересным распределением ролей, сторожить все еще не пришедшую в сознание Витку, эльф отправился на разведку. Он прочитал афишу, приглашающую людей на судилище, и многозначительно хмыкнул. Сегодня на площади соберется толпа, а где, как не в ее гуще, можно раскопать столь необходимую ему информацию о дороге на север? Дракон, кисло скривившийся от туманного текста объявления, благоразумно улетел за холмы, не желая смущать покой величественного Эйсенвальда своим блистательным присутствием, но пообещав вернуться в самый подходящий момент…
— Вернусь, ой вернусь! — мрачно гудел гигант голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
Трей с рождения отличался болезненным чувством справедливости, а о местных эмпирах слышал много положительного и поэтому заранее сочувствовал обвиненном в отцеубийстве маркграфу.
Принц закинул на плечо ремешок футляра с гитарой и неторопливо зашагал в сторону храмовой колокольни, подобно сторожевой башне вздымающейся над крышами домов. В воздухе витало странное напряжение, густо пропитанное смешанной со страданием магией, и, сам того не осознавая, Тайлериан начал ощущать, как нити судьбы, подобно паутине опутывающие его со всех сторон, приходят в упорядоченное движение — сжимаясь в тугой кокон, состоящий из боли, гнева и неизбежности…
А чернокнижник Гедрон лла-Аррастиг, пристально наблюдающий за ним в ровной, будто зеркало, водной поверхности своего волшебного котла, подло хихикнул и довольно потер корявые ладони, нелепо контрастирующие с богатством парчовых рукавов, из которых они высовывались. Вызванное его магией зло сконцентрировалось и сформировалось, принимая форму карающего меча, готовившегося несправедливо обрушиться на головы ни в чем не повинных жертв. Решающий час пробил!