Невезучие

А между тем Лиззи (абсолютно не подозревающая о происках мстительной фрау) случайно вклинилась в безмятежно гогочущую гусиную стаю, внеся при этом жуткий переполох в ее спокойный, послеобеденный моцион. В воздух взметнулись пух и перья. Дородный вожак лишь шокированно разевал клюв, выдавливая недоуменный сип вместо командного «го-го-го». На его памяти, их горячо обожаемая Лиззи в первый раз вела себя столь необходительно. Но девушка досадливо махнула рукой, перепрыгнула через разлегшуюся посреди двора свинью и штурмом взяла второй забор, отделяющий ее от отчего двора. Как на беду, злополучная юбка мигом зацепилась за какой-то ржавый гвоздь, увязла на нем намертво и ни в какую не желала отцепляться. Будущая великая волшебница Лизелотта Эйсенская замерла на заборе, неустойчиво балансируя, боясь порвать добротный наряд и показывая кулак потрясенно осевшему в пыль гусаку, умоляя его молчать и не поднимать тревогу. И тут, видимо в продолжение всех Лизелоттиных бед, входная дверь родительского дома громко хлопнула, и на крыльцо белой лебедью выплыла сестрица Хильке, разряженная в пух и прах. Несколько секунд она, приоткрыв рот и вылупив подчерненные сажей глаза, пялилась на Лиззи, непринужденно восседающую на заборе и умело сплетающую венок из крупных желтых кувшинок.

— Хм, — растерянно начала Хильке, наотрез отказываясь понимать сумасбродное поведение чокнутой младшей сестры. Впрочем, не более сумасбродное, чем обычно. — Ты что, забыла, какой сегодня важный для всех нас день?

Лиззи, вовремя покопавшаяся на чердаке собственной памяти, отрицательно покачала головой, что означало — не забыла. Она вспомнила, что сегодня, якобы по случаю ее дня рождения, к ним должен прибыть сестрин жених Ганс в сопровождении своего степенного батюшки. И все эти расшаркивания довольно примитивно приурочили к поднесению подарка самой имениннице, на самом деле желая под приличным предлогом организовать встречу несчастных влюбленных, которым видеться до свадьбы разрешалось лишь по особо важным поводам. Таковы обычаи. А день рождения Лизелотты — ну чем не повод? Хотя, по справедливому подозрению самой Лиззи, ее день рождения мало кого интересовал взаправду.

— Ага! — громко возликовала Хильке, упирая руки в стянутые корсетом бока. — Помнишь-таки, ну тогда слезай! Еще не хватало, чтобы мой жених, а того хуже — его герр отец увидели тебя в столь неподобающей позе. Можно подумать, ты парень, по заборам лазить…

Лиззи с готовностью дернулась, но треклятый гвоздь держал крепко. Тогда она улыбнулась сестре как можно наивнее, приставила ладонь козырьком к глазам и наигранно всмотрелась в даль.

— Чего же тут плохого? Я ведь именно твоего ненаглядного Ганса и высматриваю. А если что, заранее сигнал подам, чтобы ты носик припудрить успела!

Хильке разгневанно засопела. Столь некрасивые звуки только частично объяснялись ее недовольством поведением сестры и в гораздо большей степени — завязками чересчур тугого корсета, в чем невеста не созналась бы даже под пытками.

— Врешь! — холодно припечатала она. — Слезай немедленно!

Лиззи обреченно стиснула зубы.

Привлеченный бурными дебатами гусак заинтересованно взлетел на забор и уселся рядом со своей симпатией, настороженно косясь на раздраженно пыхтящую Хильке. Почуяв его поддержку, Лиззи миролюбиво просияла:

— Сестрица, не кипятись так. Да слезу я, слезу, как только коляска с Гансом из-за поворота дороги покажется…

— Нет, слезай сейчас же! — ультимативно потребовала Хильке, подступая ближе и глазами выискивая что-нибудь тяжелое.

— Не сердись так, сестрица, а то не ровен час у тебя корсет лопнет! — заботливо предостерегла Лиззи, радея о положительном имидже невесты.

— А ты не каркай, пророчица гоблинова! — скандально ощерилась сестрица. — Не твоя забота его шнуровать да затягивать…

— Правильно, мамина, — неосмотрительно подхватила Лиззи, ввязываясь в опасный спор и неосознанно повышая голос в тон Хильке. — А я тебе уже не раз говорила — хватит марципанами да рогаликами с вареньем увлекаться! Глядишь, и с корсетом бы проблем не возникло…

— Ах ты, дрянь! — истошно завопила не шибко умная белокурая Хильке, хватая первое, что подвернулось под руку, и замахиваясь на языкатую противницу. — Моя талия — мое личное дело!

— Не-а, Ганса! — съязвила въедливая Лиззи. — Ему же ее обнимать и… — Но она не успела договорить.

То, что Хильке поначалу приняла за палку, оказалось толстым крапивным стеблем, скошенным на корм скоту и запасливо уложенным вдоль забора — подсыхать. Здоровенные колючки, усеивающие крапиву, немедленно впились в нежную ладонь белокурой девушки, причиняя сильную боль.

— А-а-а, это все твое колдовство демоново! — со всей мочи заорала Хильке, забывая о непреложном домашнем правиле — сор из избы Беренбаумов не выносить и вслух об увлечении Лиззи магией не упоминать. — Ведьма проклятая! Так я и знала, что ты на моего Гансушку глаз положила…

— Где ведьма?! — В соседних домах захлопали двери и ставни.

Лиззи умоляюще приложила палец к губам, но Хильке и не собиралась затыкаться.