— Не знаю, — честно признался Рагнар. — Потому и за нее, ты уж прости, волнуюсь. Она мне и правда как сестренка младшая. Только Гудрун Один слишком юной забрал, она и расцвести не успела. А Гайя твоя красавица роскошная, не удивительно, что пол-лудуса сразу вторым мечом обзаводится, когда она мимо проходит.
— Моя?
— А чья? Шила в мешке не утаить. Удивительно, как этот живоглот согласился тебя с ней поселить? Она еще не понесла?
— Куда понесла? — Марс чувствовал, что теряет нить разговора, взволновавшего его до глубины.
Рагнар расхохотался:
— Чему тебя в легионе учили? Только мечом махать? Оно и видно! А вообще, — он помрачнел. — Лучше уж ты сам ее обрюхать, чем тебя какая жирная сволочь опередит из тех, кому ее ночи продавать будут. Со стариком этим вроде все обошлось, не тронул ее вроде. Ему больше для престижа надо, вот мол, я какой удалой дед. А там дальше кто его знает…
Мужчины замолчали, обдумывая судьбу одинаково дорогой им девушки. Она любили ее по-разному, но одинаково сильно и искренне. И оба были готовы отдать за нее жизнь.
Марс первым стряхнул оцепенение:
— Отсюда можно сбежать?
— Из лудуса? — изумился Рагнар. — Был бы способ, я б тут не сидел. До первого патруля урбанариев. А месяца два как об этом и думать стало опасно. Говорят, император ввел в город какую-то жуткую спецкогорту, где такие звери служат, что следы по-волчьи чуют даже в воздухе и выследить могут кого угодно.
Марс усмехнулся, порадовавшись тому, какие слухи распространились в Риме об их подразделении.
— Не из лудуса, а из этого тоскливого места. Сил нет, уже бока болят от валяния и ослабел до ужаса.
— Тебе же не в первый раз досталось? — утвердительно поинтересовался Рагнар. — Ну и о чем ты? Всему свое время. Я вот вчера уже тренироваться начал понемногу, мне ж левой все равно сподручнее. А ты пока еще немного обожди, не все сразу.
— Да мне бы Гайю увидеть, как только они вернутся. Выйти б посмотреть.
— Да что ты распереживался? Если все плохо, так ее сюда и принесут. А если хорошо, она сама забежит. А вообще, конечно, я встречу, если не возражаешь.
Марс даже застонал от мысли, что Гайю тоже могут принести израненной и без памяти. Рагнар не стал ничего больше говорить — крепко пожал ему плечо на прощание и ушел.
Загрохотали колеса по плитам дорожки, ведущей к валентрудию, и Марс встрепенулся, боясь даже пошевелиться и во все глаза глядя на дверной проем, куда надсмотрщики ввели и внесли несколько человек. Золотые локоны не мелькнули перед его глазами. Зато он заметил синюю татуировку на белой до голубизны щеке и слипшийся в мокрый жгут хвост черных волос.
— Таранис?
— Не трогай его, — тихо и жестко оборвала его Ренита, влетевшая следом, но не замеченная им сразу за крупными телами надсмотрщиков и раненых гладиаторов.
— Что с ним? Гайя как?
— Невредима твоя Гайя, — отозвался со стола гладиатор, бедро которого было затянуто тонким ремнем и пухло замотано пропитанными кровью тряпками. — Оглушило ее немного, но встала сама.
Марс вскочил так резко, что повалился назад, еле сдержав стон.
— Ляг! — рявкнула Ренита, отводя прядь со лба локтем окровавленной руки. — Еще тобой сейчас заниматься!
Ее серый мятый хитон был покрыт бурыми пятнами совсем свежей и уже засохшей крови — видимо, бои были нешуточными.
— Да что там произошло? — допытывался уже не только Марс, но и гладиаторы-галлы, лежавшие с ним рядом.
Светловолосый парень, сидящий на лавке с запрокинутой головой и с трудом сдерживающий стоны, ненадолго перестал сжимать двумя руками повязку на боку:
— Вульфрик.
— Что? — не понял Марс.
Ему пояснили несколько голосов сразу:
— Тот боец, которого ждали, прибыл сразу в амфитеатр. Оказалось, он успел на днях в Капуе получить свободу на арене, но выступать все же остался. Пока все это решали, вот время и потерял его ланиста. Но уговорил. Он теперь за свою долю денег выступает.
— А зачем?! — недоуменно отозвался велит, который очень переживал, что рука не восстановится до прежнего уровня, и он легко погибнет в следующем бою. — Зачем играть с судьбой? Получил рудис и беги подальше!
— Он живет боем, — ответил ему раненый в бедро. — Он сражается не потому, что нет иного выхода. А наслаждается убийством.
Марс содрогнулся — ведь это рассуждали взрослые люди, тренированные воины, попавшие в плен в бою и брошенные сражаться дальше — уже не защищая свои дома, а развлекая публику. И было что-то в этом таинственном Вульфрике такое, что даже у них вызвало отвращение. Он вполне представлял, о чем они так неуклюже подбирая слова латыни, пытались ему сказать — он встречался с такими людьми. Они любили бой не так, как он сам и большинство окружающих его воинов, способных наслаждаться скоростью, риском, техникой приемов, сильным противником — а необходимость убить диктовала война. Удовольствие можно было получить и от дружеского спарринга. А смерть противника — это просто война, тяжелая и грязная мужская работа.