Друз с тревогой оглянулся на Дария. Никто не ожидал, что так будет переживать, этот офицер, несмотря на сравнительную молодость, привыкший к потерям и сам трижды объявленный погибшим — один раз по указанию Фонтея вместе с Гайей, что они оба не приняли близко к сердцу, больше волнуясь за состояние друзей, получивших это печальное известие, а другие два раза — врачами, не надеявшимися на выздоровление. Друз мысленно сравнивал, как скорбел по «погибшей» Гайе Марс — искренне, глубоко, но оставаясь живым и деятельным. Марс, заподозрив подлог и отказываясь поверить в смерть подруги, по своей горячности несколько раз нарушил воинскую дисциплину, грозил префекту, напился и подрался с пытавшимися его вразумить товарищами — но при этом оставался самим собой. А Дарий умирал вслед за Рыбкой.
Поэтому даже Фонтей отнесся благосклонно к предложению старшего жреца Беллоны забрать Дария в святилище, чтобы там наедине с воинственной богиней он обрел душевное равновесие. Марс сам проводил друга, передал его на попечение жрецов — за сутки Дарий изменился до неузнаваемости и действительно нуждался не в дружеской поддержке, а именно в попечении. Он ничего не ел, не отвечал на попытки друзей заговорить с ним, а когда подошла Гайя, то молча сделал вид, что не заметил ее.
Гайя тоже выглядела измученной, хоть и провела остаток ночи дома у Марса. Он не посмел даже дотронуться до девушки — просто приказал своим домашним рабам обеспечить ей комфорт и покой, приготовить ванну и легкий ужин как только она появится в доме.
Гайя, усталая после долгого допроса захваченного жреца, нашла силы вновь вернуться в госпиталь и проведать Рениту с младенцем. Марс счел нужным проводить ее, деликатно следуя поодаль — он страшно боялся, что девушка сочтет его опеку излишней и заберет назад решение поселиться у него в доме, пока у нее будет обитать семейство Тараниса.
К облегчению Гайи и к огромной радости Марса, Ренита и Таранис согласились, хотя Ренита, уже успевшая привести в порядок и себя, и младенца, пыталась протестовать:
— У меня раненый на руках. В тяжелом состоянии. Никуда не пойду.
— Стоп, — оборвала ее Гайя, и Марс содрогнулся от того количества усталости и боли, которое не смогла скрыть даже железная воля трибуна. — Ты носила семь месяцев. Было время подумать о достойной замене? Мы все надеялись на Ксению, но она не врач! Она была тебе хорошей помощницей, но она бы все равно не заменила бы тебя.
— Думала, — буркнула Ренита. — И больше, чем ты считаешь. И хуже. Просто не ожидала такого быстрого поворота. Но допускала, что могу и не разродиться.
— Это еще с чего?! — Гайя взялась за висок точно таким же жестом, как это делал Фонтей.
— Возраст. Да и неизвестно, чем бы все закончилось, будь это мальчик и доноси я до срока. Какой Таранис и какая я.
— Не думаю, что оно так существенно. Природа разумна. Хотя бывает всякое, — успокоила ее Гайя, любуясь спящей малышкой. — Так что ты надумала тогда?
— Договорилась в храме Эскулапа. Поговорила со своим учителем. Присмотрелась к молодым врачам. И за того, которого я наметила предложить доблестному префекту в качестве замены моей ничтожной особы, могу ручаться.
— Как его найти? И почему ты не обсудила это заранее?
— Надеялась, времени хватит.
— Эх, — устало махнула рукой Гайя, недоумевая, как такая разумная и знающая в своем деле Ренита иногда оказывается совершенно беспомощной в житейских ситуациях, а заодно ругая себя, что не смогла проконтролировать и это. — Отправляюсь на остров Эскулапа. Так кого спросить?
— Вообще-то, старшего жреца, — опомнилась Ренита, в душе которой до сих пор не улеглась буря годичной давности, когда Марс ворвался в храм и уволок ее прямо с приема пациентов.
— Гайя, я с тобой, — полувопросительно произнес Марс.
— Нет, потому что надо кому-то быть рядом с Дарием.
Марс кивнул — в конце концов, ничего опасного Гайе не предстояло. А Дарий действительно нуждался в помощи. Он обернулся к Таранису:
— Сам с переездом справишься?
— А что тут перевозить, кроме моих двух сокровищ? — повел по-прежнему обнаженными плечами Таранис. — Конь мой их не заметит. Он и Кэмилусса носит влегкую.
В результате, Гайя добралась даже не до дома Марса, а просто до своей палатки ровно через сутки, уже после того, как заледеневшего Дария забрали всеми правдами и неправдами с собой жрецы Беллоны, а прах Рыбки был собран в простую урну с чеканными изображениями сцен сражений — такую же, какая полагалась им всем в конце пути рано или поздно. Впрочем, и на это спекулатории особо не рассчитывали — сколько их сгинуло безвестными, совершая свой подвиг совсем не в блестящих доспехах… Только милость богов спасла Кэмиллуса — а сколько их так и ушли под чужими именами, прожив чужие судьбы.
Она без сил рухнула на койку, даже не заметив Марса, стоящего возле полога и глядящего на нее умоляющими глазами. Она почувствовала дуновение его дыхания у самого уха:
— Милая моя… Позволь, я помогу тебе добраться до дому, где ты сможешь помыться, поесть как следует.