Невеста смерти

Ренита вскрикнула и подняла глаза на Дария — если бы он не сидел ровно на медленно перебирающем ногами от нетерпения коне, она приняла бы его тоже за мертвого, такие глаза у него были.

— Пусти, — она отодвинула руки того, кто поддержал ее. — Дарий, дай я взгляну.

— Нет, — ответил Дарий после небольшой запинки. — Смысла нет. Ты не умеешь оживлять.

— Не умею. Но встречались те, кого приняли за убитого. Пусти, — ее голос обрел твердость, а руки настойчивость, и она рванула плащ.

Но даже первое прикосновение к телу Рыбки развеяло все сомнения.

— Дарий… Я сожалею…

Он смотрел куда-то вдаль поверх ее головы, и профессиональный цинизм врача взял верх — она вновь спохватилась, что ее помощи может не дождаться раненый. И поспешила к нему.

Юноша-капсарий уже снял с товарища окровавленную одежду и наливал в широкую чашу теплую воду, чтобы обмыть его от крови и пота, прежде чем укладывать на стол.

— Беги, узнай, где Гайя, — решительно отправила капсария Ренита. Выхватывая у него из рук тряпку.

— Но… — попытался возразить капсарий, сам с трудом удерживающий в полулежачем положении на лавке тело постоянно то теряющего сознание, то вновь приходящего в себя Рутилия.

— Без но, — рыкнула Ренита. — Не зови сюда. Просто удостоверься, что жива и не ранена.

— А если ранена? — оторопел капсарий, не умея еще сориентироваться в выборе между понятными обязанностями и странными приказами.

— На руках сюда принесешь. Бегом!

Капсарий вылетел из палатки, а она подхватила соскальзывающее тело вновь ушедшего в забытье раненого:

— Мальчик мой милый, что же вы все так не бережетесь… — она осторожно обмыла его грудь от засохших коричневых струек и стала разматывать повязку. — Ну вот, все с тобой понятно. Ничего страшного. А слабость от потери крови. Хотя шить придется много, но тебя это не испортит ничуть. Да ты же и не боишься…

Она знала, что Рутилий может сейчас и не вслушиваться в ее слова, но сам ее голос, звучащий мерно и ласково, успокаивает парня.

— Давай, приподнимись чуть и помоги мне, — она заметила, что он открыл глаза и смотрит на нее уже осознанно.

Ренита привычным движением обхватила его обнаженное тело за талию и помогла приподняться, чувствуя, что и сама сейчас застонет гораздо громче, чем он. Ей удалось уложить его на стол:

— Пей, — и она насильно влила в его рот обезболивающий отвар. — Пей за мое здоровье. Не смей отказываться…

Она боялась, что нарастающая боль в спине не даст ей зашить разрезанную от виска и до шеи щеку ровными стежками, не испортив природную красоту этого воина. Ренита старалась дышать глубоко и мерно, чтобы не напугать окончательно очнувшегося Рутилия всхлипами, которые норовили прорваться наружу помимо ее воли.

Она уже заканчивала перевязку, как в палатку вбежал капсарий, докладывая на ходу о выполненном поручении, а следом быстрыми шагами вошла Гайя:

— Ренита! Что случилось? Мальчишка меня вытащил прямо из штаба, и хорошо, не на руках сюда тащил. А объяснить толком не сумел, — она придирчиво взглянула на Рутилия, полудремлющего на столе от того отвара, который силком влила в него Ренита, но уже с аккуратной повязкой и не такого синевато-белого, каким она увидела его сначала, только привезенного.

Ренита не смогла ничего ответить, потому что схватилась обеими руками за край стола, краснея от того, что по ногам у нее заструилась влага:

— Неужели… Стыд какой… я же не овца, чтобы нужду справлять под ноги…

— Не овца, — Гайя подхватила ее на руки. — Врач. И должна знать признаки родов.

— До них два месяца.

— Они уже начались. И хорошо. Богам угодно, чтобы младенцы, родившиеся за два месяца до срока, были крепче, чем те, кто родится за месяц.

Ренита помотала головой, цепляясь волосами за пластины доспехов:

— Откуда ты-то это знаешь…

— Я много чего знаю, — подмигнула ей Гайя, сама бросила взгляд на капсария и одними губами прошептала: — Таранис!

И тот бросился за ним, снова несясь по лагерю, и даже не вызывая недоуменные взгляды — все знали, что юноша приписан к госпиталю, и если Ренита отправила его куда-то бегом, значит, за маслом для светильника или за горячей водой на кухню. На Тараниса капсарий натолкнулся почти сразу — он как раз помыться успел и уже спешил к Рените, и словно что-то почувствовал, ускорив шаг в сторону бегущего юноши, в котором узнал помощника своей жены.

— Ренита, она… она… и Гайя…, - юноша явно был в шоке и заикался, широко раскрывая свои честные глаза.

— Оплакивают Рыбку? — тихо спросил Таранис, сжав плечо парня. Чтобы немного успокоить.

Таранис подумал, что капсария напугали слезы Гайи — то, что Ренита будет рыдать в голос, он догадывался. Гайю плачущей Таранис ни разу не видел, вот и решил, что мальчишка удивлен — для него она была не товарищем, а старшим офицером, спекулаторием, и ее вид в слезах действительно мог поразить кого угодно.

Юноша отрицательно замотал головой:

— Гайя Рениту… На руки…

Таранис почувствовал, как его ноги спружинили в коленях:

— И ты молчал? Где?

— В госпитале. Я молчал? — обиженно возразил капсарий, но Таранис его же не слышал, скрывшись за поворотом ровных рядов полотняных палаток.