И вот тут Дарий едва не потерял сознание от наслаждения — и от изумления. Рыбка, несмотря на свою потрясающую наглость, оказалась девственницей. Рухнув на него, она вскрикнула неожиданно тонким голосом и всхлипнула:
— Ой, мамочка… Великая богиня…
Дарий приподнял торс, притянул ее лицо к себе и поцеловал этот чувственный пухлый рот с закушенными от страха и боли губами:
— Несмышленыш. Ну все, все… Успокойся… Неужели так больно?
Она покачала головой, сглатывая слезы:
— Нет. Вовсе нет. Я просто испугалась.
— Эх ты, воин…
Дарий понял, что девчонку научили приемам обольщения и вбили в голову уверенность в незыблемости ритуала — и попади она в руки кого-нибудь другого, могла бы и погибнуть, пасть жертвой своего же лицедейства. Они и сам едва не принял ее за искушенную в делах любви — и только врожденная способность быть мягким только в постели с женщиной спасала девчонку от грубого вторжения.
Он постарался сгладить свою невнимательность — ласкал и целовал ее, слизывал слезинки с длинных ресниц, и в конце концов она заснула в его объятиях после того, как Дарий сумел ей показать, что на самом деле она должна была ожидать от него.
Гайя освободилась от дел только ближе к вечеру. Даже тренируя молодых воинов, она украдкой поглядывала — не появилась ли рослая фигура Кэма. Она совершенно не исключала, что могучий организм Кэма справится с болью и с действием яда, и он, проснувшись и не застав ее дома, отправится на службу.
Но, к ее облегчению, Кэм не появился, а раз управляющий не прислал гонца с тревожными сообщениями, то значит, все там в порядке.
Гайя самозабвенно отдалась тренировке, чувствуя себя несколько виноватой перед ребятами — то она была в командировке, то лечилась, то вот это нудное задание во дворце, с которым получилось, что она даже по возвращении из Сирии не слишком часто проводила занятия, а уж с появлением Лонгина была рада, что он готов поделиться с ребятами своими приемами.
Наконец, загнав себя и парней, она отпустила их мыться и отдыхать.
— Гайя, а ты теперь снова будешь тренировки сама проводить? — спросил у нее задержавшийся на площадке Вариний.
— Постараюсь. А ты делаешь успехи! Молодец!
— А что толку? Вот и ты, и остальные командиры, и даже Рагнар, все твердят, что у меня хорошая хватка, что я выносливый. А на боевые выезды не берут.
— А ты просил?
— Постоянно, — признался юноша. — Каждый раз. Говорят, рано еще, иди коней чисти.
— А на учениях ты что-то делал?
— Да все. Квинт даже как-то похвалил. Но на следующий же день снова не взял.
Гайе было приятно слышать, что у Вариния не пропало желание служить, что он справляется со всеми трудностями и умеет дружить с товарищами. Она уже слышала хорошие отзывы того же Квинта о юноше. Но как ей было объяснить рвущемуся в бой молодому солдату, что они все из последних сил берегут его, стараясь до последнего не бросать в ту бойню, в которую иной раз вляпываются сами.
— Погоди. Не торопи коней. Всему свое время.
— А ты возьмешь меня? Или тоже не доверяешь?
— Доверяю. И возьму. Но это не означает, что завтра.
— И то хорошо, — он улыбнулся ей широкой открытой улыбкой на усталом и перемазанном за несколько часов возни в пыли лице.
— Все, беги мойся и отдыхай. Надеюсь, тут ты не прячешься от воды? — вспомнила она страхи Вариния в лудусе.
Он рассмеялся свободным и счастливым смехом:
— Нет! Конечно, нет. В лудусе я не от воды прятался. А от некоторых купающихся… ну ты меня поняла…
— Поняла, — кивнула она серьезно. — Все, беги. Я тоже устала…
Она не кривила душой — все же сказывались пережитые ранения, и ей стало немного труднее тренироваться в таком темпе наравне с молодыми мужчинами. На каком-то моменте сегодня она даже почувствовала, что ей не хватает дыхания…
Сил мыться в ледяной воде не было, просить согреть тоже было неудобно — она знала, что греют воду в котлах для госпиталя по просьбе Рениты, но самой досаждать лишними просьбами не хотелось. Гайя заглянула в свою палатку, где переодевалась к тренировке и оставила форму с доспехами — надевать сейчас белоснежную тунику на потное и пропыленное тело тоже не хотелось. В конце концов она плюнула, сдернула со стены простой походный плащ, завернулась в него и поехала домой, чтобы там спокойно плюхнуться в теплую ванну, перекусить вместе с Кэмом и заползти под одеяло в своей комнате. Девушка была уверена, что если Кэм и ждет ее дома, то наверняка для того, чтобы извиниться за слова, сказанные ночью. В душе она боялась этого — возможно, оттого так безжалостно и гоняла саму себя на тренировке, хотя могла бы стоять и просто отдавать команды, показав прием пару раз и все. Ей так хотелось ночью верить, что Кэм был искренен с ней — и вот утром, узнав о действии яда, под которое он тоже попал, она снова ощутила удар под колени.
Гайя остановила коня, чувствуя, как вместе с замолчавшим цоканием подков по мостовой перестало биться и ее сердце. Она не знала, чего хочет сейчас больше — узнать, что Кэм проснулся без нее и уехал или застать его спящим с неизбежным объяснением о произошедшем между ними ночью.