Невеста смерти

— Да что ж ты, родимый, смеешься надо мной? Гладиатором оказался мой сыночек. Он как из армии вернулся, так места себе не находил. И то пил, то гулял, то драки устривал. Ваши же его и забирали несколько раз. А после пропал. Я и решила, что кого пришиб и на каменоломни попал. А вот свиделась сегодня. На альбуме его имя увидела, прибежала, а его уже вытаскивают.

Солдат вздохнул:

— Да, дела, мать. И чем тебе помочь?

— Так я и говорю, главного позови. Я хоть похоронить сыночка хочу.

Урбанарий вздохнул еще раз:

— Хорошо. Сейчас я нашего декуриона позову…

Гортензия перевела дух, когда солдат удалился. Она получила несколько мгновений для того, чтобы собраться к следующему этапу действий, теперь ей предстояло все, что она отрепетировала дома в конклаве, и закрепила на простом солдате, повторить еще пару раз перед все более взыскательными зрителями — старшим наряда городской стражи, ланисте.

…Ей повезло — и ей поверили. В результате долгих слез, причитаний и передачи заветного кожаного мешочка с монетами она стала обладательницей обернутого рогожей трупа, еще не успевшего остыть, что не заставило забеспокоиться урбанариев, ведь на улице стояла несусветная жара.

Даже в зачерствевших сердцах Требония и Тита, не говоря уж об урбанариях, что-то дрогнуло. Немолодой декурион не стесняясь, утирал слезы загрубевшей тыльной стороной ладони, иссеченной шрамами:

— Ты… это… если повозка нужна… Понимаю, ты все деньги этому живоглоту, — он выразительно взглянул на удалявшегося по каменному коридору Цирка помощника ланисты. — Все ему отдала до квадранта… Чтоб соблаговолил тебе твоего же сыночка отдать. Давай отвезем? На нашей. И денег не возьмем, он же все же наш был, легионер. А что с пути сбился, так с кем не бывает. Ты, мать, себя не вини…

Гортензия рыдала в голос, почти поверив во все это. Ей было стыдно перед солдатами, верившими в ее горе действительно искренне. И жаль было этого незнакомого ей, лишь мельком как-то виденного молодого офицера, лежащего сейчас у ее ног неподвижно. Гортензия заранее знала, что он будет жив и в сознании, и видела багровый влажный след свежего ожога у него на лодыжке, представляя, как же ему больно и как он терпит, когда его таскают ременной петлей за эту же лодыжку. Она заметила и ссадины на руках мужчины там, где его проволокли по неровным от старости камням длинного коридора под ареной.

— Нет, спасибо. Я уже успела договорится с соседом-гончаром, он отвез на базар свои амфоры, и теперь поможет мне сыночка отвезти. Вот только если на телегу забросите…

Они отъехали на приличное расстояние, заглубляясь в переулки Целия. Марс лежал под рогожей, переводя дыхание. Он только сейчас ощутил боль, и даже не от ожога, а в душе — он думал о Гайе. Лежа у Ворот Либитины в ожидании лорариев, он слышал, как курульный эдил давал распоряжение эдитору вывести для Гайи второго соперника. Он не знал имени незнакомого гладиатора, и молил всех богов, чтобы это не оказался Вульфрик.

Он забылся тяжелой дремотой, не в силах справиться с головокружением от тряски на едва присыпанной соломой телеге. Вдруг в лицо ему хлынул яркий солнечный свет:

— Ну как, орел? Хватит тут бездельничать, давай на коня.

Он обрадовался несказанно голосу командира и перемахнул через борт повозки, приложил руку к груди в воинском приветствии, но вспомнил, что стоит почти обнаженный.

— Вольно, центурион, — жестко усмехнулся префект. — Поработал неплохо. Но отдыха не жди.

Один из сопровождавших префекта ребят накинул Марсу на плечи длинный плащ, чтобы закрыть его явно не предназначенный для прогулок по городу костюм, и крепко сжал его в объятиях:

— Снова с нами! Мы рады!

— А я-то как рад, — искренне воскликнул Марс, взлетая на подведенного вторым товарищем коня, и невольно добавил. — Теперь бы Гайю вытащить.

— Это да, — негромно ответили ему ребята почти хором, а префект глянул на них довольно грозно.

— Гортензия, я в тебя верил! Я твой должник, — префект склонился с коня и поцеловал жену, все еще стоящую перед ним в драном покрывале.

Он обернулся к своим ребятам:

— Квинт, берешь мою почтеннейшую и достойнейшую жену к себе, и домой ее доставишь. И смотри у меня.

— Погоди, — возмутилась Гортензия. — И это твоя благодарность?! А ты куда? Да для меня лучшая благодарность, если б ты дома побыл бы хоть вечер.

— Ну, извини, — он развел руками с искренним сокрушением в голосе. — Ребята, вперед. За нами гарпии гонятся.

И они умчались в сторону Дубовых ворот, за которыми располагался лагерь преторианской гвардии.

* * *

Марс с наслаждением откинул полог своей палатки, которую занимал вместе с Дарием, Квинтом и Гайей. В дневной час палатка была пуста — ребята на службе, даже Дарий только сопроводил его до лагеря, а сам развернул коня и умчался по каким-то делам, а Гайя… Он застонал при мысли, что сейчас, возможно, Гайя уже убита или тяжело ранена. Марс тяжело опустился на свою койку, ощутив наконец, как болит ожог и саднят потревоженные вчерашние порезы от плетки. Он даже обрадовался — это немного забивало в его голове мысли о Гайе.