– Ничего, – понижаю голос, еле продирая слова. – Просто хочу, чтобы вы задумались, Эмма Константиновна.
– Настя, – тянет руку Илья, но я отступаю.
– И удачи вам в вашей сытной и пустой жизни! – бросаю, морщась, и, разворачиваясь, выхожу, оставляя ее вариться в собственной желчи. Напрочь отключаю сердце, приказывая ему перестать болеть и биться так, словно сейчас разлетится на мелкие кусочки.
Глотаю рыдания и, чеканя шаг, несусь по коридору, стуча каблуками по мраморному полу. Отираю застилающие глаза слезы и проклинаю тот день, когда согласилась на вот это вот все.
– Настя! – слышу за спиной голос Ильи, который выскочил за мной следом. – Настя, стой! Тормози! – цепляет меня за руку и разворачивает к себе, обхватывая ладонями мокрое от слез лицо. – Хватит, не реви, слышишь меня, – смахивает подушечками больших пальцев капли, застывшие на щеках. – Мы уедем отсюда. Сейчас же уедем, поняла? Дождись меня, и я тебя увезу… – тараторит торопливо, и я вижу, сколько боли в его глазах.
Для него это удар. Тоже удар и, возможно, сильнее и больнее, чем для меня. Родители, люди, которые должны желать счастья своему ребенку, его не поддержали. Но стоит ли удивляться этому? Мы врали. С самого начала мы им врали и скрывали правду.
– Ты поняла меня, Настя?! – шепчет Илья, покрывая торопливыми поцелуями мое лицо, пока у меня без остановки катятся слезы.
– Хорошо.
– Точно?! Настя, умоляю, не натвори глупостей! – морщится Сокольский, словно уже успел залезть мне в голову и узнать мой глупый план самопожертвования.
– Точно, – всхлипываю и обхватываю его ладони своими, – я жду-жду, ладно, – улыбаюсь сквозь слезы, беря себя в руки. Проводя ладошкой по щеке мужчины и целуя в любимые горячие губы. Последний раз. Вдыхаю, силясь как можно крепче запомнить его запах, его парфюм, ощущение его рук на своих щеках.
Отстраняюсь, понимая, что это конец. Совершенно точно конец.
– Жди. Я только поговорю с отцом мы, сразу уедем! Дождись меня, Настя! – повторяет раз за разом, словно чувствует, что что-то не так.
– Жду, – вру и глазом не моргнув. Безбожно и нагло вру.
Кинув еще один предостерегающий от глупостей взгляд, Илья вздохнул, срывая последний поцелуй, и торопливо понесся обратно в гостиную. Тогда как я смотрю ему вслед, чувствуя, как дыра в груди разрастается все шире и шире.
Остаться? Не могу. Не хочу винить себя и чувствовать стеной, что отгородит Сокольского от семьи.
Эгоистично? Возможно. Но мне тоже нелегко. Мне больно так, словно всю душу наизнанку вывернули и поплясали на сердце.
– Настя, – слышу позади, и оборачиваюсь.
– Леша?
– Увез Инну, думаю, вернусь. Сокольский в таком состоянии, что за руль его опасно пускать. Подкину вас до аэропорта, – подходит ко мне мужчина и сочувственно улыбается. – Как ты?
– Меня, – перебиваю, игнорируя вопрос и сжимаю губы до боли, чтобы не выдать позорный всхлип.
– Что? – растерянно смотрит на меня муж Инны.
– Отвези меня в аэропорт.
– А как же…
– Ему будет лучше без меня, Леш! Я не хочу, чтобы Илья делал выбор между мной и своими родным. Это неправильно, – оправдываюсь торопливо, глотая слезы. – Так быть не должно. Нельзя ставить чужого человека выше семьи, Леш...
– Настя, это глупо! – машет головой, зло поджимая губы, парень. – Думаешь, тем, что ты пожертвуешь вашими чувствами, ему лучше, что ли, станет?! Ты же просто растопчешь Сокольского! Ты представить себе не можешь, какой для него это будет удар! Не глупи! Нет, – машет головой, – иди собирай чемоданы, и, как только Илюха выйдет, вы уедете оба. Спокойно поговорите. Решите. Родители не будут злиться вечно, Настя!
– Леша, пожалуйста! – хватаю за рукав рубашки мужчину, – сейчас просто увези меня в аэропорт! Я… я хочу уехать. Мне надо уехать!
– Ты сама не понимаешь, что творишь...
– Понимаю. Все понимаю! – всхлипываю, – но я росла без семьи, Леш. И я не могу позволить, чтобы из-за меня семью потерял Илья.
– Глупо, Настя. Очень глупо! – смотрит на меня исподлобья мужчина и долгие пару минут молчит. Поджимает губы и раздумывает. А у меня сердце замирает в ожидании. Пока, наконец-то, я не слышу:
– Собирайся, – обреченным голосом на выдохе.
– Спасибо…
– Подумай еще раз, Настя. Стоит ли мучить и себя, и Илюху?
Это не мучение. Я откажусь, а он примет. Уверена. Переживет. Забудет. Но зато у него останется семья и бизнес. А у меня… а впрочем, неважно, что у меня.
– Жду в машине.
– Хорошо.
Собирая всю силу воли в кулак, спешу в спальню. Но не паковать вещи. Нет. Совсем. Из моего здесь только пижама и пара-тройка футболок.
Остальной гардероб не мой, и мне никогда не будет принадлежать. Не стать мне дамой из высшего общества. Не того я покроя и выучки. Так только что мне и сказала Эмма.
В небольшую дорожную сумку скидываю свои скромные пожитки и, уже почти выйдя из спальни, вспоминаю про чек. Новый. Который пару дней назад мне вручил Илья.