– Чего тебе? – бросаю недовольно, не имея никакого желания пускаться в долгие беседы. Перед глазами до сих пор ошарашенный взгляд Насти, с которым она мне рассказывала под утро о встрече с этой змеей в коридоре.
– Неплохо придумано! Браво! Нет, правда, браво! – хлопает в ладоши девушка.
– О чем ты, черт бы тебя побрал?
– О чем? Да знаешь, – подмигивает Анжела и понижает голос до шепота. – Тут сорока на хвосте принесла забавные новости. Оказывается, ты спокойствие своих родителей совсем не бережешь, да, Илюша?
– Так, все, – выдергиваю руку из цепкого захвата, – иди к черт...
– Пригласить свою секретаршу и заплатить ей за роль невесты – умно! – перебивает Анжела, практически останавливая и пригвождая меня своими словами к месту. – Очень умно. Аплодирую стоя, Сокольский!
Глава 44. Илья
Ощущение, будто земля под ногами зашаталась и разверзлась, угрожая поглотить к чертям. Благо, владеть лицом и сдерживать свои эмоции научился уже очень и очень давно, поэтому виду, что ее слова задевают, не подаю.
– Что за чушь ты несешь? – хватаю за руку и оттесняю к стене шантажистку. – Фильмов пересмотрела? – даже голос остался ровным, и только пальцы сильнее вцепились в женский локоток, придвигая нахалку ближе. – Что за игры, Анжела?
– Это у меня-то игры?! – округляются в неверии глаза бывшей любовницы. – Да ты лицемер, однако, Сокольский! – фыркает девушка. – Я-то чуть было не поверила в вашу любовь до гроба. В ваши сильные чувства и бабочек, порхающих над головой. Как же это было фантастически правдоподобно! Счастливые, сияющие тут ходили, а оказывается вон оно как, – подмигивает Анжела, а у меня сердце, заведенное притоком адреналина, выскакивает, разрывая грудную клетку.
Блефует. Гадает. Не могла она ничего узнать.
– Херней не страдай, Анжела. Ты ни черта не знаешь!
– Я? Я-то знаю. Все знаю. И о том, что твоя Настя никакая не модель. А так, простая нищенка! И семьи у нее никакой нет, ни богатого папашки и ни мамы-актрисы. Чушь и выдумка, – сочится ядом каждое следующее слово, а я с трудом сдерживаю себя, чтобы не свернуть эту тонкую шею и не оборвать ее никчемную жизнь. – Простая золушка. Глупая детдомовская девчонка, которая поверила, что…
– Что?!
Вклинивается неожиданно в наш разговор женский визг. Твою мать…
Оборачиваюсь, встречаясь с ошарашенным взглядом Лукреции и понимая, что такой фарс уже не остановить.
– Так значит, вы соврали? – спрашивает женщина, а все присутствующие в зале, как по мановению волшебной палочки, притихли. Даже гребаный оркестр перестал играть.
– Что происходит? – подходит ко мне Загорская, приобнимая с нескрываемым беспокойством в глазах. – Илья?
– То, что вас раскусили, дорогая, – улыбается Анжела, и я слышу вздох. – Вас и вашу игру.
– О чем ты говоришь, Анжела? – подходит мать с бокалом в руках и переводит взгляд с меня на Настю и обратно. – Илья, что здесь происходит?
– Так, все, достаточно, – пресекаю кудахтанье и буквально затыкаю рот Анжелы. – Пошли-ка поговорим, – вздыхаю, понимая, что теперь нет времени тянуть, и лучше я расскажу все сам, чем…
– О том, что ваша невестка и сын вас умело водили за нос, Эмма Константиновна!
– Анжела! – рычу, бросая предостерегающий взгляд, но у той непрошибаемое спокойствие на лице. – Заканчивай. Мы сейчас выйдем и поговорим, – уже матери, крепче прижимая к себе за плечи Загорскую, которая притихла и, кажется, почуяла, что дело пахнет жареным.
Вот этого она боялась. Словно интуитивно догадывалась, что что-то сегодня вечером произойдет. И змея-бывшая не заставила себя ждать.
– Что значит «водили за нос»?! – игнорирует мои слова мать. – Договаривай, раз начала!
– То и значит, – складывает руки на груди Анжела. – Врали, лицемерили, играли, смеялись у вас за спиной над вашей глупостью.
– Ты что себе позволяешь, Анжелика? – появляется отец, а обстановка в зале накаляется все хлеще и хлеще. Толпа стоит и смотрит на разворачивающийся спектакль с нами в главной роли во все глаза, и это становится последней каплей. Меня они могут поливать грязью сколько угодно, но Настю не дам!
– Все. Пошли! – бросаю Загорской. – Мы уходим, – беру за руку и тащу за собой, но та упирается каблуками в пол и смотрит на меня красными глазами, мотая головой.
– Нет. Не уходим, – шепчет одними губами, останавливая.
– Настя, идем.
– Мы сделаем только хуже.
– Да кому хуже-то? Загорская, я сказал: идем отсюда! – обхватываю ладонями красное от смущения или стыда личико любимой женщины и шепчу:
– Плевать на все это сборище, пойдем отсюда.
– Кто-нибудь объяснит, что за цирк вы тут устроили? – закипает отец, повышая голос. А я только и могу смотреть в красные глаза Насти и наблюдать, как стремительно она падает в омут собственных страхов.