Nevermore

Целью нашего путешествия оказалось приземистое полуразрушенное здание тусклого красного кирпича на улочке, сплошь уставленной такими же убогими обиталищами. Перед входом в это здание собралось десятка два мужчин и женщин, чей возбужденный гул живо напомнил мне такую же любопытствующую и, пожалуй, еще более многочисленную толпу у входа в пансион миссис Макриди.

При первом же взгляде на это сборище острая спазмадурного предчувствия сдавила мне грудь. Хотя капитан Расселл упорно скрывал от меня всякую информацию относительно цели нашего пути, повторяя лишь, что будет лучше, если я взгляну на место событий глазами, незатуманенными какими-либо предварительными выводами, я не мог не догадаться, что меня влекут к сценеочередного злодеяния, и теперь вид болезненно возбужденной толпы, столь близко напомнившей мне ту, с которой я столкнулся роковым утром всего неделей ранее, лишь укрепил во мне это предположение.

Во главе с капитаном Расселлом мы проложили себе путь через гудящих зевак и попали в тесную, темную, чрезвычайно захламленную прихожую. Мое обоняние тут же было атаковано неприятнейшей смесью дурных запахов, вредоносной комбинацией ароматов испортившейся пищи, всепроникающей плесени и человеческих испражнений,наряду с тонкой и вкрадчивой примесью вони органического разложения.

В конце узкого темного коридора, уводившего прочь из прихожей, я разглядел едва мерцавшей свет, проникавший, по-видимому, из-за открытой двери.

— Сюда, — позвал капитан Расселл.

Я последовал за капитаном по грязному вонючему коридору и добрался до спальни. Там сразу же в глаза мне бросилась импозантнаяфигура покорителя границ, стоявшего в дальнем конце комнаты и что-то негромко обсуждавшего с молодым полисменом, в котором я тут же признал офицера Карлтона. Эти двое до такой степени сосредоточились на своей приватнойбеседе, что еще несколько мгновений после нашего с капитаном Расселлом прихода они продолжали не замечать наше присутствие, и это позволило мне пока что оглядеть окружающую обстановку.

Комната красноречиво гласила — и даже вопияла— о крайней, жесточайшей бедности, запустении и деградации.

Вся мебель сводилась к сломанному бюроиз сосны, ящики которого, за исключением лишь одного или двух, давно утра тили свои маленькие деревянные ручки; к столу и стулу, столь же шаткой конструкции, и к старой кровати, чей омерзительный матрас был едва прикрыт ветхим, побитым молью и безжалостно смятым одеялом. Болезненно-желтые обои выцвели, покрылись влажными пятнами, местами шелушились. В изножье кровати стоял неопорожненный горшок, источник той скверной, насыщенной миазмамиатмосферы, которая пропитывала весь дом. К этой вони присоединялся отвратительный запах, исходивший от стола, чья поверхность была испещрена остатками различной пищи, включая разлагающийся остов камбалы, отчасти обглоданные disjecta membra [29]курицы и бычью кость с прилипшими к ней ошметками жира. Я избавлю читателя от описания орд паразитов, нагло пировавших на этих мерзостных объедках.

Однако наряду с крайними, едва выносимыми признаками нищеты и падения комната хранила свидетельства того, что ее обитатель был не вовсе чужд интеллектуальным интересам и культуре. В каждом углу маленькой комнаты высились горы пожелтевших газет и журналов, а там и сям по полу и на столешнице бюрои даже под кроватью были рассеяны десятки пыльных, затянутых в кожу томов.

Крокетт и его юный собеседник заметили наконец наше присутствие. Обернувшись ко мне, первопроходец сложил руки на груди и заявил:

— Долго же вы добирались сюда, По! Не очень-то спешили убедиться в своей ошибке, а?

Столь непредвиденным — и ошеломительным — был этот упрек, что у меня буквально отвисла челюсть от растерянности.

— Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду, полковник Крокетт, — сказал я минуту спустя. — В чем именно я ошибся?

— Да насчет того, будто Ашер и прикончил бедную старуху Макриди.

Эта фраза повергла меня в такое же состояние прострации,как и первая.

— Да ведь это вы, а не я, поспешили сделать подобный вывод!

— Да, но только потому, что вы были чертовски уверены, будто эти буквы складываются в слова «Новый экспорт»!

Я собирался дать негодующий отпор этому возмутительному натиску, но вмешался капитан Расселл.

— Джентльмены, джентльмены! — заговорил он, протягивая к нам обе руки и примирительным жестом похлопывая ладонью по воздуху. — Нет ни малейшей пользы в подобных взаимных обвинениях. Я пригласил вас сюда не ради ссоры, а, напротив, чтобы просить вашей помощи в разрешении очередной — и весьма тревожной — загадки.

С выражением искреннего раскаяния на лице пограничный житель ответил:

— Точно, как в аптеке, капитан! Чтоб меня пристрелили, если от всего этого дела я не распалился, как гадюка в июле! — И он протянул мне руку, примолвив: — Давайте пять, напарник! Извините, что погорячился. Мы с вами в этом деле по уши увязли.