Nevermore

Я не стал, впрочем, упоминать о чертах ее лица, поразивших меня своим невероятным, пугающимсходством с моими чертами — до такой степени, что дальнейшие размышления над этой сценой подорвали во мне уверенность в свидетельстве собственных чувств.

Крокетту понадобилось несколько минут, чтобы усвоить новую информацию, и все время он, прищурившись, изучал меня.

Наконец он покачал головой и воскликнул:

— Черт побери, Дэви, но это же ничего не меняет. Скорее всего, к вам заглянула больная сестра Ашера — поднялась с постели и забрела к вам по ошибке. Или это и вовсе продукт вашего же воображения. Чтоб меня тупым ножом оскальпировали, если вы не отупели от такого количества спиртного!

— Это, разумеется, верно, — признал я. — Я уже обдумывал обе эти возможности…

— Нет, сэр, — заключил Крокетт, подымаясь. — Лично мне сомневаться не в чем. — И, нахлобучив на голову широкополую шляпу, он протянул мне руку со словами: — Давайте пять, приятель, я уезжаю.

В этот миг на пороге моей комнаты послышался отчетливый звук — изящная ножка выразительно затопала по половице.

— Вы не можетеуехать! — запротестовал сладостный, мелодичный голос. — Вы же обещали!

Я обернулся к источнику этого протеста, и вместе со мной обернулся полковник Крокетт.

На пороге кабинета стояла моя милая Виргиния, сложив руки на груди и придав своим чертам выражение самого очаровательного негодования, какое только можно себе вообразить.

— Добрый вечер, миз Виргинни! — сказал полковник, поспешно срывая с себя шляпу и слегка наклоняя корпус.

— Вы сказали, что придете послушать мое пение! — настаивала моя ангелическая кузина и будущая супруга.

— Ох ты, напрочь забыл! — признался полковник.

— Может быть, прямо сейчас? — с прелестной порывистостью воскликнула Виргиния.

Крокетт извлек из кармана часы, сверился с ними и захлопнул крышку.

— Боюсь, неудобно будет, — извиняющимся тоном начал он. — Я тут договорился встретиться со знакомой леди и уже малость припоздал, чтоб меня! — Он с минуту поразмыслил и добавил, обращаясь к сестрице: — Знаете что — до послезавтра мне спешить в путь ни к чему. Если ваша мамочка не против, я бы мог заглянуть к вам завтра вечером на прощальный ужин, и мы бы устроили настоящую вечеринку.

— Ура! — воскликнула Виргиния, хлопая в ладоши и даже на цыпочки приподнимаясь от восторга.

— Вас это устроит, По? — поинтересовался Крокетт, оборачиваясь ко мне.

По правде говоря, предложение полковника не вызвало во мне ответного энтузиазма, но я не видел возможности уклониться от него, не погрешив против глубоко укоренившегося во мне инстинкта южного гостеприимства.

— Как нельзя лучше, — ответил я. — Уверен, дражайшая Матушка также будет в восторге.

— Значит, уладили, — с широкой усмешкой заключил Крокетт и вновь нахлобучил шляпу себе на голову. Пожелав мне спокойной ночи, он прошествовал к двери и покинул нас, сообщив напоследок Виргинии, что его «ровно горчицей жжет» поскорее послушать ее пение.

Следующий день я хотел полностью посвятить своим профессиональным обязанностям по отношению к замечательному начинанию мистера Томаса Уайта «Южный литературный журнал». Перспектива вернуться к творческой работе чрезвычайно радовала меня. Небывалые события последних дней привели к полному (хотя, разумеется, не злонамеренному) небрежению той работой, от которой всецело зависело мое собственное благосостояние и материальное бытие моих близких.

Сразу же после утренней трапезы я удалился к себе в кабинет с целью изучить толстую пачку книг, высланных недавно мне мистером Уайтом на рецензирование. Сняв верхний том из этой стопки, я вскоре убедился, что передо мной еще один из мириадывторосортных сентиментальных романов, которые в последние годы затопили американский рынок. Изучение этой книги и достаточно убедительный разгром ее заняли мое время до полудня, после чего я прервался на скромный ланч.

Передохнув таким образом в середине дня, я возобновил свои труды. Поскольку мне хорошо известно прискорбное состояние дел в американской литературе, я имел все основания ожидать, что и следующая книга окажется ничуть не лучше своей предшественницы, но, к моему удивлению, то был вовсе не том художественного вымысла, а научное исследование, чей заголовок немедля привлек мое внимание: «Странные верования и редкие обычаи туземных племен Меланезии: исследование деятельности примитивного сознания наряду с просвещенным научным истолкованием некоторых замечательных представлений суеверия и ритуальных практик». Автором был германский ученый, прежде неизвестный мне, по фамилии Мельцель.