Эд вернулся на скамейку, чувствуя, как натягивается нить, готовая порваться. Он был настолько близок к безумию, что в какой-то миг начал верить, что всё окружающее — жуткий сон. Что вот-вот он проснётся, что рядом будет лежать Марисса, спящая, мирная, живая, не рожающая и даже не беременная.
Лафнегл так же понимал, что Ремус был прав. Пока Марисса кричала, была хоть какое-то свидетельство, что она жива. Теперь же, в этой чудовищной тишине он практически умирал от ужаса, напрасно напрягая слух и тщась уловить хоть какой-то случайный звук.
Фляга вновь пошла по кругу. Сириус печально покатал последние капли, вздохнул и убрал фляжку в карман.
— Я бы хотел иметь маховик времени, — вдруг сказал он. — Чтобы просто вж-ж-ж! И всё! И прибыть к самому концу этого безумия.
— А разве на маховике можно в будущее? — Спросил Эд, обрадованный тем, что можно поговорить на отвлечённые темы.
— Понятия не имею. Рем, ты не знаешь?
Люпин покачал головой. Кажется, он пытался слиться со стеной. Цветом лица, по крайней мере, он уже изрядно напоминал цвет штукатурки. Какое-то время Эд и Сириус ещё обсуждали, как бы они применили маховики, попади они к ним в руки, но тема как-то сама не желала развиваться в столь гнетущей атмосфере. Серовато-белые стены и чёрно-белый кафель на полу тоже не добавляли оптимизма. В какой-то момент Эд пойма себя на том, что ритмично стучит затылком по стене, сдерживаясь, чтобы не ударить головой со всей дури.
Но вот дверь открылась, из створки хлынула целая река звуков: голоса врачей, звон каких-то предметов, тихое потрескивание магии, стон Мариссы и тоненький детский плач. Надрывный, звонкий, долгожданный плач ребёнка. Чуть не рыдая от счастья, Эд вскочил со скамьи и бросился к двери. Ремус не отставал от него ни на шаг. Из-за двери выглянула молоденькая магичка-лекарь. Она недоумённо уставилась на Люпина и Лафнегла.
— Кто из вас отец? — Деловито спросила она.
Ремус, смущённо кашлянув, отступил на шаг назад. Эд, чувствуя, как счастье и облегчение переполняют его с головой, забыл, как нужно говорить. Кое-как взяв себя в руки и не дав себе разразиться хохотом, он выдохнул:
— Я.
— Мистер Лафнегл? — Улыбнулась девушка. — Поздравляю вас, такое чудо! У вас…
— Марта! Марта! Сестра Джонс, немедленно вернитесь в палату! — Раздался голос доктора.
Коридор больницы сотряс повторный вопль.
— Нет! Прошу тебя! Не сегодня! Нет-нет-нет, умоляю! Что угодно! Когда угодно! Не надо! — Услышал Эд полный отчаяния голос Мариссы прежде, чем дверь вновь захлопнулась.
Эйфория, накатившая было на Эда, испарилась быстрее капли воды, попавшей на сковородку. Пустота, заполонившая собой каждую клеточку его души, медленно, но верно наполнялась ужасом. Страх, тугой спиралью свернувшийся в груди, переполнял его, увлекая в ужасающие тёмные потоки ледяного ужаса. Эд готов был поклясться, что едва не поседел в тот миг, когда перед ним дверь закрылась во второй раз. Колени Лафнегла подогнулись.
— Так, тихо-тихо! — Торопливо пробормотал Ремус, подхватывая будущего отца. Оставалось только дивиться выдержке оборотня. — Ещё тебя лечить не хватало… Держи себя в руках, Лафнегл! Ты можешь понадобиться ей в любой миг!
— Да я буду рад, если не сойду с ума к тому моменту, — пролепетал Эд, едва шевеля языком.
Минула ещё одна вечность. Тягостная, ужасающая вечность, наполненная тишиной. Эд сидел на скамье, пытаясь отвлечься и ни о чём не думать. Пальцами он проводил по холодной глади серебра обручального браслета. Сириус уже задремал, положив голову на плечо Ремусу. Люпин сидел и, почти не мигая, глядел на дверь. Лафнегл хотел спросить его о чём-то, когда случилось нечто, что заставило волосы на его затылке встать дыбом.
Чудовищный всплеск энергии хлынул сквозь пространство, обдав Эда невыносимым ощущением горячей болезненной лёгкости. Словно все струны его души единым махом перерезали, предварительно хорошенько потерев их тупой тёркой для сыра. Водоворот Силы кружил по больнице, хищно выискивая потенциальную жертву. Громадная Сила, способная воскресить мёртвого, испепелить живого, развеять по ветру цивилизации и переписать историю.
Переполняющийся суеверным ужасом Лафнегл бросился к двери, колотя в неё и взывая к жене. Он знал, чем чреват такой выброс Силы, он знал, но предпочёл бы не знать вовек. Он знал, что после такого Марисса попросту могла развоплотиться, исчезнуть, погибнуть, сгинуть в Пустоте… Он не мог бы, не мог этого вынести!
— Ради всего святого! Впустите меня! Марисса! Марисса! — Исступлённо кричал Эд, до ссадин на руках стуча по двери.
Обессилев, Эд приложился лбом к холодному дереву. Он чувствовал, как по щекам стекают слёзы. Стиснув зубы, чтобы подавить непрошенный всхлип, он прошептал: «Не оставляй меня. Пожалуйста. Не оставляй». Он вполне трезво осознавал, что если случилось худшее, то он попросту не сумеет нормально жить. Существовать — да, мучиться — безусловно, но уже явно не жить. И ни одно дитя не может этого изменить.