– Мы всего лишь меряемся командами, Джим. Предположим, некоторые из наших окажутся убитыми. Это сыграет на руку нашей команде, потому что вместо каждого нашего, кто будет ими убит, в нашу команду вступит десяток новых игроков. Поползут слухи, они распространятся по всей стране, люди будут слышать это, и в них станет закипать злость. Те, в ком злоба только теплилась, ощутят в себе пламя. Понятно? Ну а если мы струсим и уползем, про это станет известно, и люди скажут: «Они даже не пытались драться», – и все сезонники, все батраки почувствуют неуверенность, заколеблются. Если же мы будем драться, новость об этом облетит всю округу, и другие люди, чье положение сходно с положением наших парней, последуют нашему примеру.
Джим опустил на тюфяк второе колено и, откинувшись назад, сел на пятки.
– Я просто хотел уяснить себе ситуацию. Но захотят ли драться ребята?
– Не знаю. Прямо сейчас – вряд ли. Сейчас их тошнит, им плохо. Но, может быть, позже – захотят. Мы сможем подбросить им новую жертву вроде Берке. Берке со своими разговорами о честности случился очень кстати, как раз в момент, когда он был нам очень нужен. Может, еще кто-нибудь прольет капельку крови на алтарь общего дела.
– Мак, – сказал Джим, – если все, что нам нужно, это кровь, то я сдерну бинт – кровь так и хлынет!
– Ты говоришь смешные вещи, Джим, – добродушно заметил Мак. – И с таким серьезным видом!
– Не вижу ничего смешного.
– Не видишь. А помнишь анекдот о том, как леди собаку покупала? Спрашивает: «А это точно овчарка? Вы уверены?» Владелец говорит: «Конечно, уверен. Как есть натуральная овчарка. Гони леди в загон, Оскар!»
Джим криво улыбнулся.
– Нет, Джим, – продолжал Мак. – Для нашего дела ты ценнее, чем сотня этих парней.
– Ну, маленькое кровопускание мне не повредит.
Мак нервно потеребил нижнюю губу.
– Джим, – сказал он, – случалось тебе наблюдать собачью свару, когда дерутся четыре-пять кобелей?
– Нет.
– Видишь ли, если один из них ранен или падает, другие тут же набрасываются на него и убивают.
– Ты это к чему?
– Люди иногда поступают точно так же. Почему – не знаю. Помню, док однажды сказал мне о чем-то похожем, что в людях есть нечто, что им самим ненавистно и возбуждает в них ненависть.
– Док – хороший парень, но все его высокоумные идеи никуда не ведут. Все это лишь толчение воды в ступе и хождение по кругу.
– И все-таки хорошо бы док был здесь, с нами. Как твое плечо, ничего?
– Конечно. Я его берегу, стараюсь по возможности не двигать им.
Мак встал.
– Дай-ка я погляжу на него. Сними куртку.
Джим с трудом стянул с себя куртку. Мак ослабил на нем повязку и осторожно отлепил марлевую салфетку.
– Выглядит неплохо. Воспалено немного. Я пару слоев марли сниму. Скорее бы в город. Там бы тебе оказали помощь. А вот эту марлю, чистую, я оставлю.
Он вернул повязку на место и не отнимал руки, пока марля не прилипла к теплому телу.
– Может, в городе мы и дока разыщем, – сказал Джим. – Он такие странные речи говорил, перед тем как исчезнуть. Наверно, противно ему стало или испугался он.
– Вот. Готово. Дай помогу тебе куртку надеть. А о предположениях своих забудь. Если б док все бросил, потому что ему противно стало, то это случилось бы несколько лет назад. И я видел его под огнем – он не из пугливых.
Лондон вошел и остановился при входе – серьезный, испуганный.
– Убить я его не убил, но близко к тому, черт возьми. Челюсть у него сломана вдрызг, выглядит жутко. Боюсь, помрет он без доктора-то.
– Ну, в город переправить мы его сможем, но не думаю, чтобы там очень уж возиться с ним стали.
– Баба его скандалит, – продолжал Лондон. – Орет, что в суд подаст на всю нашу шайку за убийство, что всю забастовку мы затеяли, чтоб Берке порешить.
– Одно это забастовку бы оправдало, – усмехнулся Мак. – Не нравился он мне никогда. На стукача сильно смахивал. А что ребята, как себя чувствуют?
– Сидят, не двигаются, как ты и говорил, и вид у них такой, будто живот свело. Точно дети, которые сладостями объелись в кондитерской.
– Ясное дело, – поддакнул Мак. – Разом слопали то, что могло нам помочь целую неделю продержаться. Надо им еды подкинуть, если удастся достать. Может, выспятся, так оклемаются. Ты, конечно, прав, Лондон: очень нам доктор нужен. Как там парень, что лодыжку сломал?
– Да тоже невесть как скандалит. Кричит, что испортили ему ногу, что болит она зверски и что он теперь инвалид, ходить не сможет. Все эти вопли вокруг, понятно, не очень поднимают настроение.
– Да, а еще Эл имеется, – заметил Мак. – Интересно, как он там. Надо нам пойти и повидать его. Думаешь, остались при нем парни, которым ты велел там дежурить?
Лондон пожал плечами:
– Откуда мне знать…
– Ну а пяток парней, чтобы сопроводить нас к нему, найдется?
– Не пойдет никто из них никуда, по-моему, – сказал Лондон. – Все бы им сидеть сейчас, свесив голову, и ноги свои разглядывать.
– Ну и ладно, тогда я один пойду!
– И я с тобой, Мак! – вмешался Джим.
– Нет. Оставайся здесь.
– По-моему, никто тебя здесь не потревожит, – заметил Лондон.