Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

– Знаю. Но хотелось вам сказать. Вы в глаза меня не видели и слыхом обо мне не слыхивали. Пришлось мне… Я из него все мозги вышиб! А сейчас – пора! Если опять поймают, ничего не надо, понял? Я трёхнутый. Чокнулся я, ясно? Все о Боге толкую, дескать, это он мне приказал. Это я и хотел вам сказать. Чтоб не делали ничего, не рисковали из-за меня. Не желаю я этого!

Лондон подошел к нему, взял за руку.

– Ты хороший парень, Сэм. Лучше не бывает! Мы еще встретимся.

Мак не сводил взгляда со складки входного полотнища. Очень хладнокровно, через плечо, он бросил:

– Доберешься до города, вот адрес: Сентер-авеню, сорок два. Скажешь: от Мейбл. Там покормят только. Разок. Больше не ходи.

– Ладно, Мак. Привет.

Опустившись на колени, Сэм высунул голову наружу, секунду мешкая, вглядываясь в темноту, а потом протиснулся в щель, и стенка палатки опустилась на место.

Лондон вздохнул:

– Надеюсь, что улизнет он. Хороший парень. Лучше не бывает.

– Не думай об этом, – сказал Мак. – Придет час, и кто-нибудь шлепнет его обязательно, как малыша Джоя шлепнули. Он и знал, что ему это на роду написано. Как и мы с Джимом знаем, к чему дело идет, что пристрелят нас, раньше или позже. Так будет, почти точно будет, но это не важно.

Лондон даже рот раскрыл.

– Господи, что за дикий взгляд на то, что происходит! Радость какую это вам дает, что ли…

– Ты в самую точку попал, – сказал Мак. – Именно радость. Радость, о которой большинство даже понятия не имеет! Когда делаешь что-то важное, значительное, чувствуешь такой подъем, такое воодушевление, что это остается с тобой надолго. А вот когда работа твоя бессмысленна и никуда не ведет, падаешь духом. Наша работа продвигается медленно, мелкими шажками, но все наши шаги – в одном направлении. Но что-то я заболтался, а ведь мне идти надо.

– Не попадись им смотри!

– Постараюсь. Но слушай, Лондон. Нет ничего для них слаще, чем уничтожить меня и Джима. Я-то о себе позабочусь, но сможешь ты остаться здесь и приглядеть, чтобы с Джимом ничего не случилось? Сможешь?

– Конечно. Здесь и обоснуюсь.

– Не надо. Ложись прямо на тюфяк, с краю. Главное – не дай им сцапать парня. Он нам нужен, он ценный кадр.

– Ладно.

– Пока, – сказал Мак. – Постараюсь вернуться пораньше. Хочется мне узнать, как там и что и на каком мы свете. Может, газетку куплю.

– До скорого.

Мак молча вышел. Лондон услышал, как он перемолвился словом с охранником, подальше, с другим, третьим. Даже после его ухода Лондон продолжал слушать ночь и ее звуки. Все было тихо, но сон не витал в воздухе. Было слышно, как бродят, шагая взад-вперед, патрульные, как обмениваются они короткими приветствиями, сталкиваясь друг с другом. Кричали петухи – один совсем близко, другой подальше, с голосом густым и хрипловатым, старый, умудренный опытом кочет и молодой петушок, – звучал железнодорожный колокол, слышались шипение пара и скрежет трогающегося со станции поезда. Лондон сидел на тюфяке возле Джима, подогнув под себя одну ногу и согнув в колене другую. Он обхватил руками колено и, склонив голову, уперся в него подбородком. Глаза его неотрывно и вопросительно глядели на Джима, проверяя его состояние.

Джим беспокойно заворочался. Выбросил вверх руку, опять уронил ее. Пробормотал: «О-о…» и «воды…». И, тяжело дыша: «Заклеймить их всех». Глаза его открылись, часто, не видя, заморгали. Лондон расцепил руки, словно собираясь коснуться Джима, но не коснулся. Глаза у Джима закрылись, замерли. В уши ворвалось грохотание фуры дальнобойщика на шоссе. Лондон уловил где-то вдали за палаткой приглушенный крик и тихо позвал:

– Эй!

В палатку сунулся патрульный.

– Что такое, начальник?

– Кто там орет?

– Это? Вы что, только что услышали? Это старик вопит, тот, что с бедром сломанным. Он ненормальный. Его держат, укладывают, а он дерется и кусает их, как кот дикий. Ему рот тряпкой заткнули.

– Ты, часом, не Джейк Педрони? Да, конечно же, ты Джейк. Я слыхал, как док предупреждал, что старику необходимо мыло выдать, и вода чтоб была, что, если он будет немытым лежать, он вот таким и станет. Мне здесь оставаться надо. А ты подойди туда и передай, чтобы сделали все как надо. Сделаешь, Джейк?

– Ясно, сделаю, начальник.

– Хорошо. Действуй. Драться ему не полезно: для бедра плохо. А как тот парень, что лодыжку сломал?

– Ах, этот. Ему кто-то дал виски хлебнуть. Так вроде ничего.

– Позовешь меня, если что, Джейк.

– Хорошо. Позову.

Лондон вернулся на тюфяк и прилег рядом с Джимом. Вдали пыхтел паровоз, состав грохотал, набирая скорость, устремляясь в ночь. Старый матерый кочет заголосил первым, ему ответил молодой. Лондон чувствовал, как в мозг ему вползает, окутывая его, тяжкий сон, но он приподнялся на локте и успел в последний раз взглянуть на Джима, прежде чем сон накрыл его целиком.

Глава 14

Ночной мрак едва начал редеть, когда Мак заглянул в палатку. Лампа на центральном шесте еще горела. Лондон и Джим спали рядышком. Мак вошел, и Лондон тут же, дернувшись, сел на тюфяке и стал встревоженно озираться.

– Кто там?

– Я, – сказал Мак. – Только что прибыл. Как малый?