Мак перечитал письмо, подправил перекладинку буквы «т», сложил листки, сунул их в грязный конверт и адресовал письмо: «Джону Х. Уиверу».
Снаружи его окликнули.
– Кто это?
– Лондон.
– Ладно. Входи.
Войдя в палатку, Лондон окинул взглядом Мака и спящего Джима.
– В общем, охрану я выставил, как он сказал.
– Хорошо. Он совсем никакой. Дока бы надо… Боюсь я за это его плечо… Говорит, не больно совсем. А о последствиях он, дурак, не думает.
Мак повесил лампу на место, на вбитый в шест гвоздь.
Лондон присел на ящик.
– Какая муха его укусила? Что с ним такое? То мне кажется, что он просто языком треплет, эдакий болтливый мальчишка, а в следующую секунду глядишь: Господи боже, он же нацелился меня выгнать и главным тут сделаться!
Взгляд у Мака был непроницаем.
– Не знаю я. Встречал я и раньше парней, которые вдруг менялись, но как-то по-другому. Поначалу я решил, что он попросту рехнулся. Да и сейчас порой думаю, что так и есть. А где девушка твоя, Лондон?
– Я их с парнем моим в пустой палатке ночевать пристроил.
Мак вскинул глаза и бросил острый взгляд на собеседника:
– Откуда вдруг взялась у тебя пустая палатка?
– Деру дали какие-то ребята, пока темно.
– Может, они просто в охране стоят, на дежурстве?
– Нет, – ответил Лондон. – В охрану я надежных послал. Думаю, просто сбежали некоторые.
Костяшками пальцев Мак крепко протер глаза.
– Я догадывался, что дело к этому идет. Кое-кому это оказалось не под силу. Слушай, Лондон, мне тут вылезти придется и прошмыгнуть к ящику почтовому. Письмо кинуть.
– Но я бы мог поручить это кому-нибудь из ребят.
– Нет, письмо очень важное. Лучше я сам. Мне случалось уходить от слежки. Меня не поймают.
Лондон разглядывал свои тяжелые набрякшие пальцы.
– Там в письме…
– Наверно. Я в нем о помощи прошу, чтобы не провалилась вся наша забастовка.
– Мак, – смущенно начал Лондон, – я уже и раньше говорил тебе, что кругом только и разговоров о том, какие сволочи вся эта шайка красных. Я думаю, что это вранье, правда ведь, Мак?
Мак коротко хохотнул.
– Зависит от того, как посмотреть. Если ты владеешь тридцатью тысячами земельных угодий, красные будут видеться тебе шайкой сволочей. А если ты Лондон, батрак-сезонник, то как не увидеть в них команду ребят, желающих помочь тебе жить по-человечески, а не как свиньи в загоне? Понимаешь? Из-за того, что новости ты получаешь из газет, а газеты все сплошняком принадлежат тем, в чьих руках земля и деньги, выходит, что мы шайка сволочей. Ясно? Но вот ты сталкиваешься с нами, знакомишься и видишь, что, похоже, вовсе мы и не сволочи. Верно? Ты сам решить должен, что правда, а что нет.
– Но как такому, как я, работать с вами в одной упряжке? Сам-то я, может, ничего против этого не имею, но должен брать в расчет и тех, с кем езжу вместе.
– Вот именно! – с жаром подхватил Мак. – И ты чертовки прав! Ты же главарь, Лондон! Ты рабочий-сезонник, но одновременно ты и лидер!
– Ребята всегда делали то, что я им говорил, – простодушно признался Лондон. – Всю жизнь так было!
Мак понизил голос, придвинулся к Лондону совсем близко и положил руку ему на колено.
– Послушай, – сказал он. – Я считаю, схватку эту мы проиграем. Но шуму мы наделали предостаточно, так что, может быть, сборщикам хлопка забастовка и не потребуется. Ну а газеты вопят о том, что от нас одни неприятности. Мы приучаем рабочих-сезонников работать сообща, учим объединяться в группы, которые постоянно растут и расширяются. Ясно тебе? И если мы проиграем, это не так важно. Зато у нас здесь собрались, объединились и учатся бастовать почти тысяча человек. Когда и у нас будет море людей, работающих сообща, тогда, может быть, вся долина Торгас не будет принадлежать какой-то жалкой троице. Может быть, тогда батрак получит право съесть яблоко без того, чтобы оказаться за это в тюрьме. Может быть, тогда хозяева перестанут сбрасывать яблоки в реку, повышая тем цену. Да разве парням, вроде тебя и меня, не нужны яблоки, чтоб кишки, черт их дери, работали исправно? Надо уметь видеть всю картину целиком, Лондон, а не упираться глазом в одну какую-то маленькую забастовку!