Неутомимые следопыты

Я потеснил Женьку за столом и принялся читать список. «Вересов Павел Николаевич… Громов Яков Петрович… Рузаев… Степняк… Парфентьев… Головановский…» Это фамилия из орденской книжки. Головановский Прокофий Иванович, награжден орденом Трудового Красного Знамени. И фотографическая карточка есть. Уже пожилой человек, лет сорок пять — не меньше. Наверно, рабочий…

А вот фамилия из пропуска. Пропуск на фабрику. На обложке можно разобрать тисненые буквы: «Фабрика «Коммунар». А фамилия — внутри книжечки — Дмитриев. И имя с отчеством есть: Константин Александрович. И где она, такая фабрика «Коммунар»?..

— Слушай, Женька, — сказал я, прочитав список до конца. — А ведь ты не записал Афанасия Гавриловича!

— Ой, Серега, верно!

— И Клаву Муравьеву…

— Опять правда!

— А Федорчук-то! — воскликнул я. — Микола Федорчук, с которым Афанасий Гаврилович в разведку ходил!..

— Есть Федорчук!..

Женька торопливо принялся выписывать имена. Я смотрел, как он выводит строчки, и гадал: поделиться с ним своими мыслями о Клаве Муравьевой или нет.

— С Федорчуком пятнадцать, — подытожил Женька. — Все равно девяти человек не хватает. То ли, Серега, у них документов не было, то ли не успели те документы в гильзу вложить…

И тут я решился.

— Послушай, Жень, что, если в отряде не было никакого предателя?

— Как это не было?

— А так. Может быть, под пыткой Клава не выдержала…

— Что-о?.. — Глаза у Вострецова буквально вылезли из орбит.

— Ну не то, чтобы не выдержала… Просто в бреду выдала, где тропы в болотах…

— Ты, Серега, с ума, видно, сошел. — Женька произнес это как-то очень тихо, свистящим шепотом. — Может, у тебя, Серега, у самого бред?.. Соображаешь, что говоришь?

— Да я же не говорю, что это так в точности было, — смутившись, поспешно стал отказываться я, — только предполагаю…

— Предположитель какой! — крикнул вдруг Женька. — Да у Клавы немцы отца замучили, дом спалили… Она их знаешь как ненавидела!..

— Так ведь не нарочно же она… — говорил я, жалея уже, что начал этот разговор. — В бреду, может быть…

— В бреду? А кто немцам сообщил, что в городе раненый партизан скрывается? А почему Клаву на улице схватили из всех прохожих одну? Ну, отвечай, почему?

— Может быть, фашисты и не знали про нее, а просто устроили облаву, — слабо открещивался я.

— Что-то у тебя все очень просто получается.

— Ну да… А Клаву схватили… Ведь Михаил Федорович сам говорил, что ее многие знали в лицо.

— Так и знали немцы, что Клава к партизанам ушла!

— А если не знали, то почему же ее схватили?

— Потому, что предатель, который в отряд к партизанам пробрался, сообщил заранее: придет, мол, в Зареченск разведчица-партизанка. Ясно?

Да, мне все теперь было ясно. Конечно, Женька прав.

И в этот миг вдруг за нашими спинами раздался громкий голос:

— И может быть, вы совершенно правы…

Мы оба разом обернулись. Возле двери стояла тетя Даша и рядом с ней какой-то человек лет тридцати или, может быть, поменьше, светловолосый, синеглазый и загорелый. Растерянно смотрели мы то на улыбающуюся тетю Дашу, то на этого неведомого нам человека.

— Давайте знакомиться. Левашов. Зовут меня Василий Степанович. Я работник областного музея.

Бывает так, что сгоряча сделаешь какую-нибудь глупость, а после — иногда через час, а порой через день — начинаешь жалеть о ней. И думаешь и мучаешься — хорошо было бы сделать все по-другому…

Вот об этом и думал я, проснувшись очень рано на следующий день и вспоминая обо всем, что произошло у нас с сотрудником областного музея Василием Левашовым.

Он увез с собой все: все партизанские бумаги и документы. Даже позеленевшую гильзу от снаряда и ту прихватил. От нашей замечательной находки остались у нас только переписанные Вострецовым письма да список пятнадцати человек, среди которых, кстати, не оказалось ни одного по имени Тихон.

Василий Степанович очень долго беседовал с нами. Он рассказал, что каждый партийный документ строго учитывают — ведь комсомольским или партийным билетом запросто может воспользоваться враг. А те документы, что мы нашли, еще не сняты с учета. С тех пор — с сорок первого года…

— Я уверен, — сказал он, — специалисты прочитают больше, чем сумели прочесть вы. Хотя и вы, конечно, сделали немало.

Он очень нас расхваливал. Наверно, потому-то мы и развесили уши. А после и вовсе поразевали рты. Василий Степанович принялся рассказывать, как работают ученые, восстанавливая тексты различных документов.