Неутомимые следопыты

— Как же это не знаю, — даже обиделась бабушка Ксения. — На руках моих, голубушка, последний раз вздохнула… И похоронили ее там же, в Хабаровске, в братской красной могиле. Из ружей стреляли. Салют, значит, последняя солдатская честь…

Молча шли мы по улице Овражной, возвращаясь от бабушки Ксении. Каждый думал о своем. И все вместе об Ольге Ивановне Русаковой, комиссаре Красной Армии, погибшей за наше теперешнее будущее, за нашу такую счастливую жизнь, которой она так и не увидела. Не увидела, каким прекрасным стал ее родной Краснопресненский район. Какой широкой, залитой асфальтом стала набережная Москвы-реки, что напротив «Трехгорной мануфактуры» имени Феликса Эдмундовича Дзержинского, в старину носившей название «Прохоровская». Какими великолепными выглядят подземные станции метрополитена!.. Как широко пролегла главная улица района — Красная Пресня!.. Какие высокие здания взметнулись ввысь по всей Москве, не умолкающей ни на мгновение, гудящей, закипающей и бурлящей неугомонной жизнью, той жизнью, за которую она, не задумываясь, отдала свою единственную, полную невзгод и лишений, но все же прекрасную жизнь, такую, что иной ей и не нужно было.

Сокровище Волчьего лога

Мы едем в Зареченск

Наконец все было собрано и сложено в большой чемодан. Рубашки и полотенца, трусики и майки, тапочки, носки, две пары сатиновых брюк… Были еще у нас теплые курточки: у Женьки Вострецова — синяя суконная, у меня — коричневая из вельвета. Кроме того, мы сложили в чемодан множество других вещей, которые были нам совершенно необходимы: несколько мотков лески, поплавки, жестянки с рыболовными крючками, компас, фонарик с запасными лампочками и батарейками… Еще были у нас в чемодане листы картона и вата, бутылочка с эфиром и целая куча булавок: мы пообещали преподавательнице биологии Анне Ивановне непременно привезти из Зареченска коллекцию бабочек.

Зареченск… Не ищите его на карте. Разве что на самой подробной. Слишком уж мал этот городок. Там всю свою жизнь провела Женькина тетка, тетя Даша. Она доводится родной сестрой Женькиной маме.

Еще весною она прислала ей письмо. Там было написано, что тетя Даша приглашает племянника на все лето к себе в гости. Ну а Женька, понятно, тотчас же объявил, что без меня никуда не поедет.

По этому поводу наши мамы с папами долго совещались. А мы с Женькой переживали, опасаясь, что они не согласятся отпустить нас одних в такое далекое путешествие. Но наши папы настояли на том, что мы с Женькой уже взрослые люди и пора нам быть самостоятельными. И мамы согласились.

В классе все, конечно, знали, что мы уезжаем далеко: почти целые сутки в пути. Надо ли говорить, как все отчаянно завидовали нам, хотя вида и не показывали. А Олежка Островков даже сказал, что ничего нет особенного в том, что на каникулы люди уезжают в дальние края, — на то и каникулы.

Наконец долгожданный день наступил. С огромнейшим чемоданом мы поехали на Белорусский вокзал. Правда, ехать пришлось совсем недолго: от метро «Краснопресненская» всего одна остановка. Кроме чемодана у нас была сетка с едой и мой фотоаппарат «ломо», которым меня премировали за поиски на Овражной улице. Я его упаковывать не стал, потому что решил снимать в дороге.

Нас провожали мамы. Обе очень волновались. Волновались и мы. От волнения меня даже немного знобило, как бывает в прохладное летнее утро, если выйдешь из дома в самую рань.

Поезд стоял у перрона. Пассажиры толпились у дверей вагонов. Мы стали в очередь, и контролер проверил наши билеты. По узкому коридорчику мы прошли в наше купе. Места у нас оказались друг над другом. Я тотчас же залез наверх и уселся, свесив ноги. Неожиданно в дверях показался высокий человек в форме военного моряка, в фуражке с золотыми листочками над козырьком, на погонах — две полоски и звезда.

— Капитан третьего ранга, — шепнул мне Женька.

Моряк оглядел нас с Женькой, наших мам, провожающих нас, все купе и поставил на нижнее сиденье небольшой чемоданчик. Не знаю, как Женьке, а мне сделалось неловко за наш громаднейший чемоданище.

Следом за моряком вошли еще двое — строгого вида старушка в зеленой шерстяной кофте и очкастый юноша.

— Вот, мама, ваше место, — произнес юноша. — Верхнее, к сожалению. Нижнего не было.

Старушка посмотрела на нас сурово, недовольно покосилась на мои запыленные башмаки и села рядом с Женькой. У нее был такой вид, будто бы она вот-вот сделает какое-нибудь замечание.

В этот момент размеренный голос в ящичке громкоговорителя наверху произнес:

— Граждане пассажиры, до отправления поезда осталось пять минут. Просьба отъезжающим занять свои места, а провожающим выйти из вагона.

Наши мамы заторопились, стали прощаться. Моя мама стала обнимать и целовать меня. Я вырвался, потому что было совестно перед моряком.