Неутомимые следопыты

Женька махал мне рукой. Мишка Маслов подбрасывал вверх шапку. Я заметил, как сквозь толпу к Жене и Васе пробирается Лешка Веревкин. Наверно, он очень торопился, потому что лицо у него было красное. Я удивился, что он не принес фотоаппарат. «Конечно, сломался, — решил я. — Так и знал…» Последнее, что я увидел, это как Веревкин присел рядом с Женькой и протянул ему какую-то бумагу. Женька развернул ее и стал читать. Васька тоже наклонился заглядывая через его плечо.

А между тем шайба снова была в игре. Олежка Островков, наш защитник, быстро отнял ее у нападающего из восемьдесят шестой школы и передал мне. Я Борьке. Мне хотелось повторить тот же маневр, и я побежал в среднюю зону. Однако шайба ко мне не попала. Ее перехватил центр нападения наших противников, долговязый мальчишка в настоящей хоккейной каске, и помчался к нашим воротам.

Гешка заметался. Кинулся вправо, потом влево, поскользнулся и плюхнулся на лед. А шайба пролетела мимо него прямо в сетку.

Теперь уже орали и подбрасывали вверх шапки болельщики из соседней школы. Но сквозь гам и крики, сквозь оглушительный свист мне все-таки удалось услышать голос Женьки Вострецова:

— Серега!.. Серега!..

Женька звал меня, размахивая листком бумаги. Неужели он не понимает, что мне сейчас совсем не до бумажек?

— Серега, сюда! — кричал Вася Русаков.

Я в недоумении смотрел на него, забыв, что игра уже началась, и не замечая, что Борис Кобылин послал мне шайбу. Неожиданно я увидел перед собой знакомую каску, а шайбу возле своих ног. Еще миг — и противник коснется ее клюшкой!.. И тут, растерявшись, я так толкнул долговязого парня, что каска, которой он, вероятно, форсил, слетела у того с головы, и сам он грохнулся на лед. Раздался свисток юноши, судившего нашу встречу, девятиклассника Валеры Федорова. Вот ведь как — паренек из нашей школы, а как будто подсуживает нашим противникам.

— За грубость удаляю тебя с поля на две минуты.

Я пытался было оправдываться. Но сами понимаете, с судьей не спорят. Вздохнув, я понуро покатился с поля.

— Это все из-за вас! — сердито отругал я мальчишек. — Машете всякими бумажками…

— Да ты читай! — Женька сунул бумагу мне под нос.

— Чего там еще?

Я вырвал у него листок и прочитал только первую строчку: «Хабаровск, 6 марта». И тотчас же насторожился. Да ведь это от Лешкиного дяди письмо!.. Я пробежал глазами по строчкам: «Здравствуй, дорогой племянник! Получил твое письмо и фотокарточку…»

Но дочитать письмо до конца мне так и не удалось.

— Кулагин, твой штраф кончился, — услышал я голос Валеры Федорова. — Выходи на поле и вступай в игру.

Нет, положительно мне в этот день не везло. Как только я вышел на лед и ударил клюшкой по шайбе, лопнул шнурок на моем башмаке. Валера снова остановил игру. Другого шнурка у меня не было. Кто же мог думать, что он лопнет в самое неподходящее время! Я спросил, нет ли шнурка у Гешки Гаврилова, но он так отчаянно замотал головой, что мне тотчас же стало понятно — у такого скупердяя зимой снега не выпросишь.

Пришлось заковылять к Женьке, окруженному ребятами.

— Давайте, что ли, почитаю, — произнес я. — Все равно больше не смогу играть.

Я молча вырвал у Женьки Лешкино письмо, еще даже не предполагая, какое оно будет иметь для всех нас важное значение.

Бой под Волочаевкой

«Здравствуй, дорогой племянник! — писал Лешке его дядя. — Получил твое письмо и фотокарточку. Должен тебе сказать, что карточка меня порадовала больше письма. Все-таки слово «разыскивали» нужно бы писать через «а», вводные же предложения выделять запятыми. Но вот за рассказ о том, как ваши ребята — Женя и Сережа — нашли дом, где жила Ольга Ивановна Русакова, спасибо. Ведь давным-давно, еще в двадцать первом году, когда мы били интервентов на Дальнем Востоке, довелось мне встретить Ольгу Русакову и воевать с ней рядом…»

Должно быть, глаза у меня были совершенно очумелые, когда я оторвал взгляд от письма и перевел его на моих товарищей.

— Ты дальше читай, дальше! — торопил меня Женька.

Но я и сам без его понуканий впился глазами в мелкие, не очень разборчивые буквы.

«Было это в феврале месяце в 1922 году. Позади нас, партизан и красноармейцев, лежала громадная Сибирь, а впереди маленькая станция Волочаевка — путь к Хабаровску и ко всему Приморью. Не хотели белогвардейцы и японские интервенты отдавать эту станцию, укрепились на ней, бронепоезд подвели, а у Волочаевки взорвали и сожгли мосты.

Первый раз я встретил Ольгу Русакову недалеко от Волочаевки, на железнодорожной станции Ольгохта. Нашему партизанскому отряду командование поручило эту станцию от белых защищать. А насели на нее белогвардейцы тучей. Кажется, и помощи-то ждать неоткуда. Лежим мы на насыпи с винтовками, а сами уж и к смерти готовимся. Понятно, ничем на голом полотне не укрыться.