О продаже картины больше не говорили, но, очевидно, обе только о том и думали.
Лючия подала ужин рано. Об изысканной тосканской кухне не могло быть и речи: хозяйка истязала себя диетой: грейпфруты, салат с сельдереем, сухие куриные грудки и один крекер. Никаких калорий. Зато в напитках Пам себя не ограничивала.
Не столкнуться бы мне здесь с Дино! Вот уж чего не надо совсем. После этого безрадостного застолья я разыграла небольшое недомогание и удалилась в свою комнату.
Лючия, увидев после ужина мои голодные глаза, принесла мне в комнату поджаренный хлеб с чесноком, оливковое масло и овечий сыр. Когда Дино и Лючия уехали, вышла к Памеле на террасу.
По моим представлениям, если человек пьет столько виски, он должен быть уже пьян. Но Памела была трезва. Значит, привычка! Стойкий организм, закаленный алкоголем!
К ужину Пам надела зеленое трикотажное платье с глубоким вырезом и колье с изумрудами и бриллиантами. Любит украшения! Хорошо, что я не взяла с собой украденную гранатовую брошь фрау Шваб, иначе я бы не устояла перед искушением загнать ее Памеле подороже.
Американка перешла к делу:
– Вы подумали? Не стесняйтесь, назовите цену. Что вы собирались делать с картиной? На что она вам? Другое дело, когда много денег! Кругосветный круиз или членство в светском гольф-клубе, где вы могли бы подцепить какого-нибудь богача и выйти замуж. Когда-то и я так начинала свою карьеру.
– Я замужем! – заявила я.
– Да ну? И что? Он богат? Верен вам? Вы его любите?
Ни то, ни другое, ни третье. Но это никого не касается!
– У вас есть дети? – задала я ей встречный вопрос.
Я разбередила старую рану, и алкоголь стал действовать. Пам заплакала. Ее единственная дочь умерла в возрасте моего Бэлы. Мне стало жаль ее, я могу понять горе матери, которое с годами не проходит.
– Моя девочка! Моя маленькая Синди! Она была бы сейчас вашей ровесницей, – она обняла меня сухой рукой за шею и потянула к себе.
Вот только этого мне не хватало. Я встала и, сославшись на легкую простуду, ушла к себе.
Я люблю свежий воздух и всегда сплю с открытыми окнами, но на этот раз заперла двери на террасу и в коридор. Ни лягушек, ни цикад я не услышу, но и не надо. Шелковая пижама была богато покрыта драконами и пагодами. Диковатый рисунок. Ну да ладно. Надо бы почитать перед сном. И я вытрясла все книги из стеллажа на столик у кровати.
Не подлить ли хозяйке яду за завтраком? Но как заставить ее потом бегать или плавать? Ладно, все, надоело, достало уже меня все это. Спать!
Около трех ночи я проснулась. Духота. И тьма кромешная. Я вышла на террасу. Свежо, но не холодно. Босиком я пошла вдоль стены дома, туда, где в одном из окон горел свет.
Это была спальня хозяйки. Она тоже не спала. Шторы не задернуты, все видно. Опираясь на гору подушек, Пам сидела на кровати прямо, как свечка, и, нацепив очки, изучала какую-то бумажку.
Перед ней на кровати лежал револьвер. А вчитывалась она, очевидно, в инструкцию по применению. Взяла оружие в руки и стала неловко заряжать барабан.
Вот дура-то! Она решила меня застрелить! А сама и пушку-то в руках держать не умеет! Как, интересно, она собирается избавиться от моего трупа? Придется нанести визит. И я вошла в спальню с террасы Памелы через незапертую дверь. Здрасьте вам! Не в меня ли стрелять собрались, хозяюшка?
У кровати стояли два фарфоровых пса, одного из них я задела ногой, и он вдребезги разлетелся. Памела в ужасе выронила револьвер и патроны.
В ту же секунду я подхватила оружие с пола, умело зарядила, взвела спусковой крючок и уселась на кучу вещей, занимавшую единственный стул. Наверное, я выглядела настоящей разбойницей.
Памела застыла, окаменев от страха.
– Я… я хотела только Матисса… только припугнуть вас, чтобы вы отдали картину. Это… шутка.
– С заряженным револьвером шутки плохи! Вы собирались меня убить? – Я опять подумала о Коре: копия Памелы, только моложе, избалованная, абсолютно бессовестная и алчная. – Как вы объясните полиции мое исчезновение? И куда денете тело?
Памела задумалась, словно хотела порадовать меня верным ответом:
– Садовника я бы не стала впутывать, он слишком правильный. Но Дино, друг Лючии, безусловно, у него совести ни на грош, он бы вырыл вам в саду могилу. Тогда пришлось бы обоим заплатить за молчание.
– Слишком дорого обойдется. Эта парочка может всю жизнь вас шантажировать, если убийство не откроется, а это маловероятно.
– Как раз поэтому вы меня тоже не застрелите! – парировала Пам. Да, логично.
– Знаете, не вижу смысла дальше препираться. Давайте договоримся!
– Сколько? – Пам с облегчением вздохнула.
– Мне не нужно ваших денег. Предлагаю обмен: ваш дом против Матисса.
– Да вы что! – отмахнулась Пам. – Дом куда дороже!
– Не особенно, – заявила я, хотя понятия не имела, сколько бы стоило полотно кисти Матисса, будь оно легально куплено, а не украдено.
Спор опять заходил в тупик. Чувствуя это, Пам сделала следующий ход: