Неуловимый Вальтер

— Знаешь, дорогой друг, теперь мы можем открыто поговорить обо всем. Я о тебе знаю больше, поверь, чем ты и Йоцо думаете. Путник меня детально ознакомил с вашей работой и с вашей договоренностью. Он просил, чтобы ты переправил всю свою батарею на освобожденную территорию, к партизанам...

— И переправлю! — Дугонич вскочил, ему послышался в словах Вальтера упрек.

— Ты не будешь ее переправлять.

— Почему?

— Ты нужен здесь. Положение в Сараеве довольно тяжелое, а опытных подпольщиков очень немного. В партизанских отрядах есть командиры и комиссары, их постоянно готовят. В настоящее время будет полезнее, если ты останешься в городе. Отныне мы будем поддерживать друг с другом тесную связь.

Удивленный таким решением, Дугонич с сожалением сказал:

— Опять не исполнилось мое желание сбросить эту форму домобранского офицера, перестать вести эту двойную жизнь.

— Не хнычь. Предстоит тяжелая борьба, но я надеюсь, что мы выдержим все и победим. А ты, Звонко, такой подпольщик, какой мне сейчас нужен в этом вражеском осином гнезде.

Польщенный такой оценкой и охваченный желанием выполнить любое, самое трудное задание, Дугонич поспешил на батарею с намерением расширить круг своих сторонников.

РАЗГОВОР В МОНАСТЫРЕ

Вальтер незаметно вошел во двор монастыря, где его встретил монах со связкой ключей на поясе. Он протянул монаху руку, и тот боязливо и робко дотронулся до нее и невразумительно произнес свое имя, а затем добавил:

— Сюда, господин. Ступайте за мной.

Вальтер последовал за хозяином, оглядываясь по сторонам и стараясь заметить, нет ли чего подозрительного. Вскоре они остановились перед полуоткрытой дверью какой-то скромно обставленной комнаты, и монах сказал:

— Господин ждет вас внутри. Пожалуйста.

Монах, отвесив привычный поклон, направился в глубь коридора. Вальтер вошел в комнату, в полутьме ее он увидел стройного человека с живыми глазами на продолговатом лице и спросил:

— Мы незнакомы?

— Мы никогда не виделись, но думаю, что слышал о вас, — заметил шеф полиции.

— Стало быть, мы знакомы. Сядем.

Эбнер согласился, подвинул стул и тяжело вздохнул.

Вальтер собирался вести осторожный разговор и оставаться сдержанным в требованиях.

— Вам что-либо известно о цели нашей встречи?

— Меня просили прийти. Я пришел из приличия... Что вы хотите?

— Вашей помощи.

— По службе, и вы это знаете, я ваш лютый враг, а вы обращаетесь ко мне, я вижу, за какой-то помощью. Что это за помощь?

— Вы согласны? — спросил Вальтер.

— Обещаний вперед я не даю.

На мгновение в полутемной комнате воцарилась безмолвная тишина, и Эбнер взял инициативу в свои руки.

— Почему мы молчим? У меня есть одно условие: наш разговор должен остаться между нами.

— Можете не беспокоиться.

— Итак, что вас интересует? — заторопился Эбнер.

— От вас, как от руководителя городской полиции, я жду, чтобы вы что-либо предприняли для улучшения условий находящихся в тюрьме коммунистов и других патриотов.

— И только это?

— А чего вы ждали другого?

— Шантажа. У меня есть сведения, что вы к этому прибегаете.

— От кого? — поинтересовался Вальтер, вспоминая, как он нашел подход к Молнии и добился даже большего, чем ожидал.

— Вы спрашиваете, от кого? — равнодушно переспросил Эбнер. — Так говорят... Обычно об этом твердят напуганные люди...

— Всякое говорят, это точно, — согласился Вальтер, не желая обсуждать свои методы работы. — Но вы ничего не ответили.

— На какой вопрос?

— Собираетесь ли вы что-либо предпринять, чтобы арестованные коммунисты и патриотически настроенные люди не были убиты?

— Сделаю все, что смогу, — пообещал шеф полиции, — но на моем пути много препятствий. Гестапо, знаете, усилило свою деятельность и некоторые камеры заключенных взяло под свой контроль.

— Обеспечьте, чтобы заключенных водили на суд, — потребовал Вальтер.

Он рассчитывал, что в этом случае появится возможность повлиять на некоторых членов вражеского суда и обвиняемым присудят более мягкие наказания, что в какой-то степени оградит людей от самоволия усташей и гестапо. А когда осужденных коммунистов будут переправлять из усташской тюрьмы, можно будет организовать и их побег.

Шеф полиции обещал предпринять все возможные меры для улучшения условий жизни политических заключенных и запретить издеваться над ними.

Вальтер спокойно вышел из монастыря и направился к трамвайной остановке. По пути он думал о шефе полиции, стараясь припомнить, кого же Эбнер все-таки напоминал ему. «Да он же похож на учителя сербскохорватского языка, преподававшего в торговой школе, — наконец вспомнил Вальтер. — Та же сдержанность, та же манера четко произносить слова, сопровождая их жестами».

Вальтер ждал трамвая, притопывая на месте, и вспомнил свою активную деятельность в литературном обществе «Прогресс», где он накануне войны был председателем. Он весело улыбнулся и прикрыл рот рукой, чтобы случайно не привлечь внимания нескольких мужчин и женщин, стоявших с ним на трамвайной остановке.