– Так, слушай сюда, чадо, – сказал я. – Сейчас ты нам подробно, обстоятельно, хорошим литературным языком опишешь события позавчерашнего дня, при этом ничего не фантазируешь, а излагаешь голые факты. После этого мы решаем, достоин ли ты вознаграждения.
– Вот попал… – вздохнул Пашка. – Я не умею обстоятельно и хорошим литературным языком.
– Не умеешь – научим, – улыбнулся я. – Не можешь – поможем. Не хочешь – заставим. Как-то так. Ладно, не парься, говори, как можешь. Коллега, включайте диктофон, позднее расшифруем эту «стенограмму».
– Давно включила, – пожала плечами Варвара. – Хоть над чем-то посмеяться…
Павлу Романовичу Татаринцеву в прошлом месяце стукнуло двенадцать лет. Вполне солидный возраст, чтобы жить самостоятельной жизнью и принимать взвешенные решения. Но разве с этими стариками разгуляешься? Бабка ворчливая, дед у нее на поводу, никакой вольной жизни. Чуть не то – сразу ремень в руки (а бабка хоть и старая, но рука еще твердая) или рацион урезают. В школу заставляют ходить, хотя там всего с десяток учеников, единственная радость в жизни – лето. Родаки скончались несколько лет назад, обоих накрыло «КамАЗом» на трассе, так что теперь дед с бабкой типа опекуны. Есть кореша, с которыми Пашка проводит время, но один недавно ногу сломал, а второго на перевоспитание в город увезли. Вот и слоняется отрок всеми днями по деревне, ищет себе развлечения. Иногда из-под палки траву на огороде выдернет, деду в сарае поможет. Телик сломался, даже единственный канал Томского ГТРК стал недоступным. Позавчера бабка всыпала ни за что: ну, подумаешь, поиграл со спичками. А когда в шкафу старые «фолианты» вспыхнули, перепугался, кинулся в сени, схватил первую попавшуюся канистру с жидкостью…
«Молоток Пашка, – подумал я. – Тушить огонь бензином – это по-нашему».
…Все обошлось, примчались дед с бабкой, залили огонь водой, ничего не пострадало, кроме десятка книг и парочки семейных фотоальбомов, но старуха убивалась, а потом ему так всыпала… В общем, обиженный Пашка сбежал из дома в пустующую избу бабки Ушаковской, залез на чердак, там и просидел весь вечер. В заброшенную халупу он часто пробирался, проводил там свободное время, особенно не гадил. И с пацанами туда ходили, в карты играли. У мертвой бабки Ушаковской в доме уютно, только призрак этой самой бабки часто бродит, скрипит по дому, воет. Но Пашка – храбрый воробей, научился уживаться с привидением. С чердака он видел, как его собственная баба Женя с прутьями наперевес шляется по деревне, зовет его, грозит всяческими карами. Но Пашка лишь злорадно усмехался из чердачного окна – пусть помучается.