Нет времени

Тут мы подходим к теме, которая, похоже, является основной темой классической немецкой философии, то есть к вопросу об иерархическом верхе и своём поведении по отношению к нему.

Кант в своей известной статье о Просвещении, где он подписался под знаменитым «думайте что хотите, но повинуйтесь», различил поведение на службе и безопасное домашнее резонирование, после чего обосновал эту дихотомию тремя «Критиками» (где ноумены находятся «при исполнении» и подчинены категорическому императиву, в то время как феномены партикулярны, и подчинены «личным обстоятельствам», то есть причинности[234]). В дальнейшем Гегель обосновал единство обоих состояний, а также слил образы земного начальства (Наполеона и Бисмарка) с Абсолютным Духом… С тех пор всякий серьёзный (то есть находящийся при исполнении[235]) немецкий мыслитель видит за любым начальством эту вторую сторону — «дух», «выражаемое». Хайдеггер и Ясперс тоже находятся «при исполнении» — и никогда об этом не забывают.

Но начальники-то у них разные.

Хайдеггер назвал инстанцию, именем которой он подписывал свои документы, «Бытием», а Ясперс — «Разумом» и «Ответственностью». Впрочем, кто такие «Разум» и «Ответственность», понятно: это то самое, что привело в Германию войска союзников. Хайдеггер называл ту же самую вещь «Установкой» (Gestell)[236] и относится к ней скверно. Понимая, что победить эту громадину лобовой атакой нельзя, он рассчитывал, однако, на реванш в отдалённом будущем («Ereignis», «Событие») — справедливо полагая, что фишка ещё может лечь по-разному, история штука хитрая… От гипотез же насчёт «Бытия» воздержимся: в конце концов, это всего лишь рецензия. Не стоит только сразу подозревать, вслед за Мигелем Фариасом, что хайдеггеровское «Бытие» — это какая-то «зашифрованная нацистская штука». Судя по всему, Хайдеггер был искренен, когда утверждал, что никогда не был настоящим национал-социалистом. Но он, безусловно, не чувствовал себя сколько-нибудь обязанным ясперсовской «Коммуникации» и «Ответственности» — и не мог по-настоящему примириться с человеком, который посвятил себя служению им. Ясперс же настаивал на том, что их встреча и возможное примирение возможно только на условиях поклонения этим идолищам.

Что ж. Как мы сейчас видим, Хайдеггер оказался более прозорлив: успешливый Ясперс перестал быть актуален, как только перестали быть актуальны его темы. Кто сейчас — добровольно и с интересом — будет читать про «немецкую вину» или про «осевое время»? Разве что бедолага-переводчик: на российском рынке такое ещё пользуется спросом, недочитали в отрочестве, спасибо товарищу Брежневу… Но и тут, после первого же чтения, большинство читателей сделали товарищу Ясперсу ручкой.

Кто-то ведь покупал «Смысл и назначение истории» в глянцевом переплёте? Может быть, у кого-то эта книжка даже уцелела на полке. Давно ли снимать приходилось? Ото ж! А вот колдовство Хайдеггера до сих живее всех живых. Уже которое поколение внимает «Лесным тропам» и прикладывает к уху, как раковины, изречения досократиков, пытаясь расслышать в них ветхий шум Бытия.

Образы насилия и зла в художественной литературе

Взявшись за подобную тему, не грех начать с оговорок.

Прежде всего, в данном тексте мы не пытаемся рассматривать вопросы, касающиеся природы насилия и источников зла. Речь пойдет о том, как изображаются насилие и зло в книгах.

Мы возьмемся за рассмотрение с замечаний по поводу интереса ко злу и насилию в литературе, потом разберемся с некоторыми типичными сюжетными коллизиями, и, наконец, обратимся к символике насилия и зла (а равно и их противоположностей), встречающейся в мировой литературе. При этом мы будем интересоваться не литературной экзотикой, а, наоборот, прежде всего нормой. По этой причине мы постарались избавиться от «вороха скверных цитат», и ссылались на конкретные произведения только там, где без этого действительно не обойтись.

* * *