Нет у любви бесследно сгинуть права...

— Перестань, слушай. С этим надо покончить. Дойдет до людей, ославят: жена путается со Змеем. Один человек мне сказал, огненный Змей не Дракон, копьем в брюхо не пырнешь, а сам он тебе скажет, откуда ждать ему свою смерть. Слышишь. Ты подластишься к нему и выпытай: от чего тебе смерть приключится?

Она слушала, озираясь: она искала глазами другого Павла, которого не боится.

— Большой грех. И я за тебя отвечаю перед богом.

— Я спрошу, — говорит она безразлично, и черные кольца катятся из ее глаз.

* * *

На другой день канун Рождества Богородицы — муромский престольный праздник. Ко всенощной он ей не велел, а пошел один в Собор. Он думал о ней с омерзением и нетерпеливо ждал ответ. Он видел ее, как она ластится, выпытывая, — и закрывал глаза, передыхая, и потом тупо молился, прося защиты: он ни в чем не виновен. И наутро, отстояв обедню, не мог утерпеть и сейчас же к Ольге. После огненной ночи — и это под такой праздник! — она крепко спала. Грубо растолкал. Она таращила глаза, перекатывая белками: верить или обозналась — который Павел?

— Что он сказал?

Она поняла и, по-птичьи раздирая рот — слова бились на языке, но не складывались, мучая.

— Что он сказал? — повторил Павел.

И она, закусив губы, ответила нутром, раздельно приглушенным, не своим, посторонним голосом, рифмуя:

— Смерть — моя —

от Петрова плеча,
Агрикова меча.

Павел вышел гордо: он знает тайну смерти — но что значит «Агрик» — Агриков меч? — он не знает. И имя Агрик вкогтилось в его змеиную мысль, притушив кольчатый огонь летучего Змея.

* * *

О Агрике жила память в Муроме.

Старожильцы, памятуя, сказали: «Знаем, помним, за сто лет от отцов слышно: проходил из Новгорода к Мурому Агрик и брат его Рюрик». А о мече — который карлик Котопа сковал меч, точно не сказали, уверяя на Крапиву. А Крапива ничего не помнит.

Другие вспоминали Илью, свой — муромский, богатырскую заставу — на заставе, помнится, среди русских богатырей, стояли два брата — Агриканы — оба кривые: один глядит по сю, другой по ту.

Когда всех богатырей перебили и остался один Агрикан, собрал мечи и сложил в пещере, а свой, Агриков, в свой час, вручил Добрыне.

Третьи знахари сказали:

«Точно, к Добрыне в руки попал Агриков меч. Этим мечом он вышиб душу Тугарина Змеевича. И в свой час замуровал меч: явится в русской земле богатырь, откроется ему меч. А где замурован, кто ж его знает». И эти своротили на Крапиву, а Крапива впервой: Агриков меч! Не дай бог прослыть знающим: затормошат и потом на тебя же в требе.

Агриков меч есть, но где этот богатырь, кому владеть?

* * *

Был у Павла брат Петр. На Петра и Павла именины в последний птичий пев, когда в песнях колыбеля припевают: «ой ладо».

А был Петр не в Павла, не скажешь охотник, да ему и птицу вспугнуть духу не хватит, пугливый и кроткий. У бояр на смётке: помрет Павел, уж как под Петром будет вольготно — каждый сам себе князь!

Петр всякий день приходил к Павлу. Жили они в честь прославленным в русской земле братьям Борису и Глебу. От Павла к Ольге проведать. На тихость Петра глаза Ольги яснели, как при встрече с Лаской.

Перемену Петр заметил, но не смел спросить. А Ольга и Павел перед братом таились.

Когда узнал Павел тайну Змеиной смерти: «от Петрова плеча, Агрикова меча» — его поразило имя брата, и он открылся Петру.

— Я убью его! — вскрикнул Петр: не узнать было его голоса: решимость и отвага не по плечу; он поднял руку клятвой, и гнев заострил ее мечом.

Но где ему найти меч.

* * *

На выносе креста Петр стоял у праздника в Воздвиженском монастыре. Агриков меч неотступно поднимался в его глазах, как подымали крест — в широту и долготу креста. Его воля защитить брата подымала его вместе с крестом над землей высоко.

Всенощная кончилась. Пустая церковь. А Петр, стянутый крестным обручем, один стоял у креста: «Агриков меч, — вышептывали его смякшие губы, — дай мне этот меч! пошли мне этот меч! — и рука подымалась мечом: Агриков меч!»

И погасили свечи, и последние монашки черными змеями расползлись из церкви. Сумрак окутал церковь глубже ночи, и цветы от креста с аналоя дохнули резче, и воздух огустел цветами.

Взрыв света ударил в глаза — Петр очнулся: с амвона Ласка со свечой и манит его. И он пошел на свет.

— Я покажу тебе Агриков меч, — сказал Ласка, — иди за мной! — и повел Петра в алтарь.

И когда они вошли в алтарь, Ласка поднял высоко над головой свечу.

— Гляди сюда, — он показал на стену, — ничего не видишь?

В алтарной стене между кереметей из щели торчало железо.

Петр протянул руку, и в руке его оказался меч; на рукоятке висела ржавь и липло к пальцам — кривой кладенец.

Это и был Агриков меч.

* * *

Не расставаясь с мечом, Петр провел ночь у монастырских стен: домой боялся, было полем идти — отымут. Осенняя ночь серебром рассыпанных осколков свежестью светила земле, а ему было жарко: Змей жег его — как и где подкараулить Змея? И на воле не находя себе места, он прятался за башни, глядя из скрыти на кольчатую ночь — не ночь, а Змея. Только синяя заря развеяла призрак, и благовест окликнул его: мерным «пора к нам».

* * *