Нет прохода

Два самых больших козла ma^itre'а Фохта нацелились рогами на Обенрейцера, чтобы согнать его с места, точно за непочтительный отзыв об их хозяине. Поэтому он поднялся и оставил скамейку. Но он долго проходил один по берегу озера, опустив голову на грудь и погружаясь в глубокую задумчивость.

На следующее утро между семью и восемью он снова заявился в контору. Там он нашел нотариуса, готового принять его, за работой над несколькими бумагами, полученными в предыдущий вечер. В немногих ясных словах ma^itre Фохт объяснил обычный обиход конторы и те обязанности, выполнение которых возлагалось на Обенрейцера. Еще оставалось пять минут до восьми, когда было объявлено, что все предварительные инструкции уже даны.

— Я познакомлю вас с домом и конторой, — сказал ma^itre Фохт, — но должен сперва спрятать эти бумаги. Они получены от муниципальных властей и о них нужно особенно позаботиться.

Тут Обенрейцер увидел, что ему везет в розысках того помещения, где сохраняются секретные бумаги его хозяина.

— Не могу ли я заменит вас, ma^itre, — спросил он, — и спрятать эти документы, куда вы укажете?

Ma^itre Фохт тихонько рассмеялся про себя; запер портфель, в котором ему были присланы бумаги, и протянул его Обенрейцеру.

— Ну, хорошо, попробуйте, — сказал он. — Все мои важные бумаги сохраняются вон там.

Он указал на тяжелую дубовую дверь, густо усаженную гвоздями, в дальнем конце комнаты. Подойдя с портфелем в руках к двери, Обенрейцер к своему изумлению сделал открытие, что не было никакой возможности отворить ее снаружи. На двери не было ни ручки, ни засова, ни ключа (постепенное нарастание удивления!), ни замочной скважины.

— В эту комнату ведет еще вторая дверь? — сказал Обенрейцер, обращаясь к нотариусу.

— Нет, — ответил ma^itre Фохт. — Угадывайте снова.

— Там есть окно?

— Ничего подобного. Окно заложено. Единственный вход через эту дверь. Вы сдаетесь? — воскликнул ma^itre Фохт с величайшим триумфом. — Прислушайтесь, мой дружище, и скажите мне, не слышите ли вы чего-нибудь внутри?

Обенрейцер прислушивался с минуту и отскочил от двери.

— Знаю! — воскликнул он. — Я слышал об этом, когда был здесь в ученьи у часовых дел мастера. Братья Перрэн окончили, наконец, свои знаменитые часы-замок — и вы приобрели их?

— Браво! — сказал ma^itre Фохт. — Это часы-замок! Да, мой сын. Вот еще один образец того, что добрые граждане этого города называют: «Дурачествами дядюшки Фохта». От всей души рад! Пусть смеются все, кто хочет. Но никакой вор не сможет украсть у меня ключей. Никакой громила не сможет просверлить моего замка. Никакая земная сила, кроме разве тарана или бочонка с порохом, не сможет сдвинуть с места этой двери, пока мой маленький часовой, там внутри — мой почтенный друг, который идет «Тик-Тик», так я и зову его — не скажет:- «Откройся!» Толстая дверь повинуется маленькому Тик-Тик, а маленький Тик-Тик повинуется мне! Вот! — воскликнул дядюшка Фохт, щелкнув пальцами. — Защита от воров всех христианских стран!

— Нельзя ли мне посмотреть их в действии? — спросил Обенрейцер. — Извините меня за любопытство, дорогой ma^itre! Вы знаете, я был когда-то сносным работником в часовом деле.

— Разумеется, вы должны увидеть их в действии, — сказал ma^itre Фохт. — Сколько сейчас времени? Без одной минуты восемь. Подождите, и через минуту вы увидите, что дверь сама отворится.

Через одну минуту тяжелая дверь плавно, мягко и бесшумно открылась изнутри, словно ее отпустили на волю какие-то невидимые руки, и за нею оказалась темная комната. С трех сторон стены были заполнены от пола до потолка полками. На полках были расставлены друг на друге целые ряды ящиков с изящной деревянной инкрустацией швейцарской работы и на их передней стороне были надписаны (по большей части причудливо раскрашенными буквами) имена клиентов нотариуса.

Ma^itre Фохт зажег восковую свечу и вошел в комнату.

— Вы должны посмотреть на эти часы, — сказал он горделиво. — Я обладаю величайшей диковинкой во всей Европе. Только взоры немногих привилегированных лиц могут взглянуть на нее. Я оказываю эту привилегию сыну вашего доброго отца — вы будете одним из тех немногих избранных, которые входят со мной в эту комнату. Смотрите! Вот они на правой стене около двери.

— Заурядные часы, — воскликнул Обенрейцер. — Нет! Не заурядные! У них всего только одна стрелка.

— Ага! — сказал ma^itre Фохт. — Это не заурядные часы, мой друг. Нет, нет. Эта одна стрелка ходит по циферблату. Как я ставлю ее, так ею и регулируется тот час, в который дверь должна отвориться. Посмотрите! Стрелка указывает на восемь. Дверь и отворилась в восемь, как вы сами видели.

— Открывается ли она более одного раза в течение двадцати четырех часов? — спросил, Обенрейцер.