Нет худа без добра

– …достаточно старым? – закончил он за нее, улыбаясь. – Мне тридцать два, миссис Траскотт. Сдается, это был мой первый год в этой школе – до этого я преподавал в Атланте. Если бы не Грейс и еще несколько таких же учеников, возможно, он оказался бы последним. Теперь Каролина…

Он помедлил, и она увидела, как он почесал за ухом, – привычка, которая означала, как она узнала много лет спустя, что его что-то тревожит.

Корделия почувствовала, как напряглась сама.

– Она не отстает?

По правде говоря, Корделия редко видела Сисси читающей что-нибудь, за исключением журналов, в которых говорится о том, как надо укладывать волосы, или прививающих вкус к определенным предметам туалета: чтобы все мальчики влюблялись и назначали свидание. Большую часть времени она проводила, хихикая во время болтовни по телефону с прыщеватым Бичем Бичэмом.

– Нет-нет, не отстает, – поторопился успокоить ее мистер Росс. – Хотя, – добавил он с горестной улыбкой, – не буду отрицать, что ей есть над чем поработать. В самом деле, миссис…

– Корделия. Зовите меня просто Корделия.

Почему-то она чувствовала себя спокойно, удобно настолько, что даже позволила себе фамильярничать с этим, похожим на мальчишку, мужчиной, который так изысканно говорил.

Он посмотрел на нее серьезно, спокойным взглядом, и глаза его потемнели.

– Позавчера произошел неприятный инцидент, в который оказались вовлеченными Каролина и еще одна девочка. Об этом не сообщалось, но я думаю, что вам следует знать…

Корделия плотно зажмурила глаза, представляя себе плачущую в углу Сисси из-за тиранства какой-нибудь более умной, хорошенькой и популярной девочки.

– В этом случае имеет значение не столько то, что она сделала, сколько то, что она сказала. Каролина назвала ее «ниггером», "тупым ниггером с лицом обезьяны", – вот в точности ее слова. Это произошло после того, как Марвелла случайно столкнула книгу с ее парты.

Корделия почувствовала резкую боль, словно от жгучей пощечины. Сисси?! Ее Сисси, которая почти каждый день приходила домой из начальной школы вся в слезах из-за того, что кто-то из девочек назвал ее жирной или глупой? Ей больше, чем кому бы то ни было, следовало бы знать, как себя чувствует человек, когда ему причиняют душевную боль.

Чувство глубокого стыда охватило Корделию. Слава Богу, Юджину не пришлось этого услышать.

– Я поговорю с ней, – жестко сказала она, с трудом выходя из оцепенения и обращаясь к учителю, который сидел и смотрел на нее с таким состраданием, что она едва могла это выдержать. Ей казалось, что он видит ее насквозь и понимает, как ужасно она себя чувствует. – Это больше не повторится.

Она начала подниматься.

Габриэль Росс протянул руку, чтобы остановить ее.

– Подождите, мне не хотелось бы, чтобы вы уходили. Единственное, чего мне хочется, так это чтобы вы поговорили с ней. Я не прошу вас наказывать Каролину. Она и так сильно наказала себя. Кажется, она обидела девочку оттого, что ее не покидает ощущение, будто она не такая, как все, и никогда такой не станет.

– Она… хорошая девочка.

– Конечно, – согласился Габриель и улыбнулся согревающей сердце, светящейся улыбкой, которая говорила, вопреки всем ее самым страшным ожиданиям, что все как-нибудь образуется. – Это та самая обида, в отношении которой мы всегда должны проявлять бдительность, Корделия.

Глядя на него теперь, в его потрепанной шляпе и выпачканных грязью брюках, спустя семнадцать лет, с морщинками от смеха вокруг рта и глаз, еще более коричневых, чем его загорелые щеки, и из-за этого таких заметных, ее вдруг переполнило ощущение его доброты, уверенность в его надежности…

Для нее не имело значения, как это будет выглядеть, как это воспримут в округе. Но что скажут друзья в Нью-Йорке и в Вашингтоне, ее коллеги по различным фондам, в которых она работает, – если она, вдова великого Юджина Траскотта, сблизится с садовником? Не говоря уже о различиях в стиле их жизни. Гейб с его маленьким домиком в начале Оуквью авеню, как он будет себя чувствовать здесь – в огромном доме, с ее изрядным доходом от очень разумного вложения капитала, которое в свое время они с Джином сделали? Зная его хорошо, она могла предполагать, что он от всего этого откажется.

Однако что плохого в том, если она пригласит его поужинать? И в этом ничего такого нет!

– Гейб, я… – начала она, но что-то изменило ее решение – возможно, неожиданный взгляд на его лицо. – Стоит ли начинать заниматься этими травами до наступления темноты?

Они пошли вдоль дома в направлении сада за кухней. Гейб указал на мансардное окно с облупившейся штукатуркой.

– Я влезу на лестницу и кистью замажу это место, – предложил он, хотя, строго говоря, в его обязанности ремонт дома не входил.

– Дом разваливается у меня на глазах, – вздохнула Корделия. – Иногда мне кажется, что самое лучшее – продать его. И даже новая посудомоечная машина… Нетта жалуется, что она издает адский грохот.