Расставшись с нею, я тут же нашел в партнерши очередную Олю (!) – маленькую, гибкую (в джайве она закидывала ее ногу выше моей головы) и легкую (в танго я мог поддерживать ее одной рукой хоть две фигуры подряд). Об Оле тоже стоило написать, но здесь я пишу об Анях.
* * *
Четвертой является моя сокурсница по Литинституту Аня Дубчак – писатель Анна Данилова ).
О ней – главной АНЕ всей моей жизни – все слова впереди.
* * *
Пятой была Екатеринбургская (позже проживавшая в Германии) писательница Анечка Болкисева ).
Милая обаятельная женщина, знаменательная для меня многими моментами.
От нее я узнал, что в курсе современной русской прозы филологического факультета Уральского государственного университета, где Анечка училась, еще в прошлом веке изучали мой рассказ «300 лет» ) по журнальной публикации в «Октябре».
Анечка сама публиковала меня в интернет-журнале «
Позже мы провели несколько приятных часов в кафе «
А потом еще несколько лет мы общались на литературные темы, переписка была обоим как приятна, так и полезна.
* * *
Шестая…
Анна №6 – Анюта неизвестной фамилии кардинально отличалась от предыдущих.
Ани №№1-5 остались платоническими, Анна №6 вошла в тот самый
Он ней не скажу ничего существенного.
Но до знакомства с нею я думал, что женщины Анютиных форм существуют только в Интернете.
(При мыслях об Анюте сейчас меня гложет досада от того, что… не буду продолжать.)
Ее я описал в ХХХ-рассказе «Восходящая секвенция» .
Правда, нескромную заставку рассказа украшает фотография не Анюты, а одной из списочных Ольг – но тема выходит за рамки мемуара.
* * *
Седьмой, счастливой по номеру и последней из всех оказалась Анна Золотовская – талантливый прозаик и мемуарист, умная женщина, единственная из всех понимающая между строк все мои словесные выверты прошлых лет.
* * *
Эти семь Анн оказались деле эпохальными женщинами в жизни меня и как мужчины и как человека.
Анна Р. одарила радостью внутренней свободы.
Аня К. открыла мне вершины поэзии.
Просто Анечка окрылила меня как танцора: мужчина, не умеющий танцевать, в принципе не является мужчиной.
Аня Дубчак оказалась моим ВСЕМ в литературе, имеющей женский род.
Анечка Болкисева подарила иллюзию моей состоятельности в литературе.
Анюта *** облагодетельствовала частями тела.
Анна Золотовская вернула мне ощущение своей значимости как сущности мира.
Мысли об Аннах и побудили меня к написанию этого мемуара, тема которого оказалась достаточно широкой.
* * *
Здесь я хочу вспомнить всех сокурсниц, оставивших во мне след за годы учебы в Литинституте в 1989-1994 годах.
* * *
Желание писать о них может казаться необоснованным
На одном курсе заочного отделения Литинститута училось не более 100 человек, я провел с ними всего 6 сессий по неполному месяцу.
На курсе матмех факультета ЛГУ числилось 350 студентов, я учился там 5 лет без отрыва, а потом еще 3 года провел в аспирантуре.
Будучи почти профессиональным комсомольским работником (заместителем секретаря факультетского комитета по академической, то есть учебной работе), общаясь сразу с пятью курсами, где девушек с каждым годом становилось все больше.
Но ни об одной из них писать мне не хочется.
Почему?
Только лишь потому, что в ЛГУ я учился с трудом и под родительским давлением, а Литинститут выбрал сам и учеба доставляла мне высшее наслаждение?
Умнейший человек из всех встреченных мною в жизни, член-корреспондент АН СССР А.Ф. Леонтьев повторял:
– женщина математик – и не женщина и не математик.
А уж Алексей Федорович – невысокий хромой и харизматичный – был таким ЗНАТОКОМ, что жена Мария Григорьевна до самой смерти не позволяла ему иметь аспирантов женского пола.
* * *
В том же Литинституте были девушки и на других курсах.
И не только девушки, женщин тоже хватало.
Например, Марина М., описанная мною в мемуаре «Девушка с печи №7» .
Девушка настолько яркая, что ее запомнил по тому самому 1994 году, а теперь узнал в мемуаре прозаик Женя Ж., который даже не учился в Литинституте, а всего лишь приезжал к приятелям на Высшие литературные курсы в нашу литобщагу.
* * *
Или бальзаковского возраста
Но отношения между нами ограничивались совместным исполнением романсов в деканате.
Ведь знойная Оленька тащилась…
Именно
Тащилась не от меня, а от примитивного самца, как бы прозаика, моего сосеминариста Володи Б.
Чье единственное достоинство открывалось лишь тем женщинам, про которых он презрительно говорил, до какой степени
любит вскрывать новые тюбики зубной пасты.
* * *
Но здесь я хочу написать лишь о сокурсницах.
О всех, кто остался в моей памяти.